Самоубийца, который решил жить долго

Шульга Александр

У них дождешься, - усмехнулся Су. - Я сам себя перевожу. Только мне пора не на другую зону, а на свободу. Надоела жизнь собачья. А впереди еще пятнадцать январей. Лучше рискнуть и быть вольным, чем среди этих курей чалиться. Ну, а застрелят, значит не судьба.

А как же я? - забеспокоился Тыквенная голова. - Я же тут пропаду.

Я тебя за тем и разбудил. Если свободу любишь, цепляйся мне на хвост. У меня уже все на мази. К утру будем далеко. На наш фарт метель и снег нам в подмогу.

Су сделал два больших глотка, затянулся сигаретой и спросил:

У тебя на воле как с деньгами? Есть в тайничке

что-нибудь на черный день? Или ты такой же пусто-порожний, как и я?

Губернатор радостно улыбнулся.

Имеется столько, что тебе и не снилось. И не только в электронном варианте, но и наличкой зеленой. Вытащи меня из этого ада. В долгу не останусь. Не то удавлюсь.

Самоубийство - это тоже побег. Но, в этом случае, мера преждевременная. Но, ты правильно мыслишь, тут тебе не место. Они тебя рано или поздно продырявят. Их сорок, а ты один на льдине.

Су протянул педофилу кружку.

На, хапни горячего и выполняй все что я скажу беспрекословно.

Губернатор согласно кивнул головой и большими глотками осушил кружку до дна.

Возьмёшь в раздевалке четыре телогрейки, - продолжил Суицид.
– Уложишь по две на наши нары и с изгибами укутаешь одеялом. Чтобы до подъема нас не кинулись. Как управишься, мигом во двор. Я буду ждать тебя в углу локального сектора, у угловой вышки. И прихвати из тумбочки пакет с халвой, так нам будет веселей в дороге. Когда будем бежать, повторяй про себя: «Это сладкое слово — халва» и уже завтра мы ковырнем твой тайник и будем стоять выше Яшки Косого. А он был авторитет серьёзный и с большими деньгами. Братва его уважала.

Снегопад усиливался, видимость была минимальной и только два прожектора с угловой вышки, бившие вдоль заваленного снегом предзонника, слегка разгоняли темноту и давали возможность ориентироваться в пространстве.

Су откопал из сугроба вещмешок, быстро переоделся в белый комбинезон с капюшоном и жестом приказал сделать тоже самое напарнику, выросшему из темноты. Тыквенная Голова согласно кивнул, подошел в плотную и протянул Суициду пакет с халвой.

Молодец, - похвалил Су. - Быстро натягивай комбинезон и одевай рюкзак, в нем наша гражданская сменка. Как управишься, ползи за мной.

Су упал в снег и пополз вдоль контрольно-следовой полосы, отделенной от зоны несколькими рядами колючей проволоки.

Сзади натужно сопел Губернатор.

Он дернул Су за ногу и поравнявшись, прошептал:

Кажется, мы ползем не в тут сторону. Впереди, за забором промзона.

Все нормально, - ответил Су. - Пойдем через промзону. Это самый длинный и трудный путь, но нас там никто не ждет. По ночам промзона пустует и охраняется слабее.

Это все равно, что чесать левое ухо правой рукой. Так нам придётся дважды миновать ограждение и чурка с вышки может застукать. Я возвращаюсь, - прошипел Губернатор.

Су обхватил его за шею и кольнул заточенным трёхгранным напильником в грудь.

Ползи рядом, псятина троекуровская. Тебе назад дороги нет.

Уткнувшись головой в колючую проволоку, Су достал кусачки и перекусив несколько звеньев, сделал в заборе узкий проход.

Лезь первым, - подтолкнул он напарника. - Я за тобой. И постараюсь поставить проволоку на место.

Промзона встретила

беглецов неприветливо. Слепые окна пустующих цехов смотрели враждебно и подозрительно, а цеха напоминали заброшенные склепы.

Сворачивай к тарному цеху, - скомандовал Су. - Прихватим по паре ящиков.

Поравнявшись с бетонным забором, Су прислонил ящики к ограждению, подтянулся и, обдирая руки в кровь, перекусил нижний ряд колючки и спрыгнул обратно.

Вперед, - скомандовал он педофилу. - За забором воля или смерть, что почти одно и тоже.

Когда беглецы оказались в трех километрах от лагеря, Су достал пакет с халвой, откусил большой кусок, прожевал вместе со снегом и протянул напарнику.

Это сладкое слово — свобода, оно слаже самой сладкой халвы, - выдохнул он. - Воистину, кто не был лишен свободы, тот не знает ей цены. Быстро переодеваемся и в путь. Дорога каждая минута.

Эпилог

Полтора года после побега все складывалось удачно. Получив от Губернатора обещанный гонорар, Суицид сделал полный набор документов, осел в заштатном городке и больше года занимался плаванием. Хотелось понять, что почувствовал Мартин Иден в свои последние минуты. Почти ежедневные тренировки дали неожиданный и противоположный результат. Су и думать забыл о самоубийстве. Тело стало сильным, упругим, гибким, как в молодости и пропала седина. Казалось, что таймер в его организме включил обратный отсчет. Он с удовольствием заметил, что когда проплывал пятикилометровую дистанцию, ему вслед с интересом смотрели молодые пловчихи. Су со средней скоростью проплывал не меньше ста бассейнов в день, добавляя дистанцию и не чувствуя усталости.

«Если так пойдет, я через пол года смогу переплыть ла Манш, - подумал он. - А на обратном пути можно будет ограбить банк в Германии. Надо только подтянуть немецкий».

Открывающиеся возможности радовали душу и мысли о самоубийстве уходили куда-то далеко в будущее.

«Думаю, что самомокруху нужно перенести на сто первый год жизни. И ни на день раньше», - сказал он сам себе.

Когда стопка губернаторской зелени пошла на убыль, Су зашевелился и начал искать работу. И тут, как из под земли, вынырнул Витька Лепешка и сделал заманчивое предложение, от которого нельзя было отказаться.

На следующий день они отправились в загородный дом к заказчику. С этого момента все и закрутилось не в ту сторону. Вместо заказчика их встретила оперативная группа и небо им показалось с овчинку. Через сутки старший группы отвел Суицида и Лепешку в подвал и вручил каждому по листу бумаги.

Двое мне не нужны. В город я повезу только одного. Того, кто больше напишет явок с повинной. Второго зачистим при попытке к бегству. Вас разведут по отдельным комнатам и время пошло.

За свою беспокойную и не совсем праведную жизнь Суицид побывал во многих передрягах, но ни разу не попадался на такую мякину и ему уже давно так не доставалось. Разбитая голова ныла тупой саднящей болью и казалось, что этому не будет конца. Распухшими пальцами левой руки он пошатал зубы и подумал: «Если буду жить, я верну себе старую кличку «Левша», с ней мне жилось веселей. А «Суицид» мне что-то не на фарт».