Самовластие мистера Парэма
Шрифт:
Сэр Тайтус зашипел на них, как паровоз.
– Цветок! – раздался голос медиума, и что-то холодное, мягкое и влажное ударило мистера Парэма по лицу и упало ему на руку.
– Пожалуйста, не разрывайте круг, – попросила миссис Маунтен.
Оказывается, это и в самом деле увлекательно, хоть и странно, и утомительно, и не слишком приятно. И в перерывах приходится долго и напряженно ждать.
– Приближается наш друг, – раздался голос медиума. – Наш дорогой гость.
Высоко над столом, легонько позвякивая, проплыл бубен. Он направлялся к сэру
– Только посмей! – пригрозил сэр Тайтус, и бубен, словно одумавшись, вернулся на свой столик.
Легкая рука на мгновение коснулась плеча мистера Парэма. Рука женщины? Он осторожно обернулся и обомлел: возле что-то светилось слабым голубоватым светом. Грифельная доска.
– Смотрите! – воскликнул Хируорд Джексон.
Сэр Тайтус что-то проворчал сквозь зубы.
Какая-то фигура бесшумно и плавно скользила за кругом. Она держала светящуюся доску и то поднимала ее, то опускала, и тогда видно было, что это женщина в широком одеянии и как будто в монашеском клобуке.
– Она явилась, – едва слышно прошептала миссис Маунтен.
Кажется, прошла вечность, прежде чем гостья заговорила.
– Де-еточки, – протянул тонкий, визгливый голос. – Де-еточки.
– Кто эта дама? – спросил сэр Басси.
Фигура исчезла.
Чуть погодя медиум ответил со своего места:
– Святая Екатерина.
При этом имени взыграла эрудиция мистера Парэма.
– Которая святая Екатерина?
– Просто святая Екатерина.
– Но святых Екатерин две… или даже больше, – возразил мистер Парэм. – Во всяком случае, две были невесты Христовы. Святая Екатерина Александрийская, ее эмблема – колесо, покровительница всех старых дев, особенно парижских, и святая Екатерина Сиенская. Есть картина Мемлинга прелести необыкновенной. Да, конечно, есть и третья – святая Екатерина Норвежская, если только мне память не изменяет. А быть может, есть и другие. Она не скажет нам которая? Мне бы так хотелось узнать.
И снова воцарилось молчание.
– Она никогда не говорила нам ничего подобного, – сказала наконец миссис Маунтен.
– По-моему, это Екатерина Сиенская, – сказала старая дева.
– Во всяком случае, она весьма приятная дама, – сказал Хируорд Джексон.
– Может быть, нам все-таки скажут? – спросил сэр Басси.
– Она предпочитает не обсуждать подобные вопросы, – тихонько ответил медиум. – Для нас она желает быть просто другом. Ею движет милосердие.
– Не торопите ее, – сказал сэр Басси.
После томительного ожидания святая Екатерина опять стала слабо видна. Она легко коснулась губами высокого лба сэра Тайтуса и, оставив его явно непримиренным, плавно заскользила дальше и остановилась слева от мистера Парэма.
– Я пришла сказать тебе, что малютка счастлива… очень счастлива, – промолвила она. – Она играет с цветиками, ты таких красивых цветиков никогда не видела. Асфодели. И всякие другие. Она со мной. Я о ней забочусь. Поэтому она и являлась тебе…
Неясная фигура растворилась во тьме.
– Прощайте, дорогие мои.
– Поди ты! – сказал хорошо знакомый голос.
Со скрипом остановился граммофон. Воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь громким сердитым сопением сэра Тайтуса Ноулза.
– Лезут с мокрыми поцелуями, – проворчал он.
Тьма была непроглядная. Потом миссис Маунтен начала шарить около граммофона, слабо засветился фонарик, тьма вокруг стала еще гуще; что-то заскрипело, зашуршало, тяжело вздохнул медиум.
– Устал, – пожаловался он, – ужасно устал.
Потом послышались хлюпающие звуки, должно быть он втягивал эманацию.
– Было очень интересно, – неожиданно сказал сэр Басси. – А все-таки… – он чуть помедлил, – мне не того надо. Святая Екатерина, все равно которая, очень добра, что оставила райские кущи и навестила нас. И мне нравится, что она поцеловала сэра Тайтуса. У нее добрый нрав, сразу видно. Он ведь не из тех, кого целовать одно удовольствие. Но… не знаю, видел ли кто из вас такую огромную, толстую книгу барона Шренк-Нотцинга. Такая, знаете, ученая книга. Я ее читал. У него все получалось по-другому… – Он недоуменно замолчал.
– Можно зажечь свет? – спросил мистер Маунтен.
– Подождите минуту, мне это еще не под силу, – слабым, слинявшим голосом сказал Уильямс. – Еще одну минуту.
– Вот тогда мы поглядим, – пообещал сэр Тайтус.
– По-моему, уже можно разорвать круг, – сказала миссис Маунтен и, зашуршав юбками, поднялась. Рука, касавшаяся мистера Парэма, скользнула прочь.
В первое мгновение свет ослепил их; комната показалась особенно унылой, неуютной, вид у всех был ужасный. Медиум сидел свинцово-бледный, откинувшись на спинку стула, к которому все еще был привязан, голова его моталась из стороны в сторону, словно он сломал шею. Сэр Тайтус кинулся проверять узлы. «Так осматривают пострадавшего в уличной катастрофе», – подумалось мистеру Парэму. Сэр Басси внимательно следил за сэром Тайтусом. Мистер Маунтен и Хируорд Джексон встали и перегнулись через стол.
– Сургуч цел, – объявил сэр Тайтус. – Узлы в порядке, веревка прикручена к столу, все как я оставил. Ага!
– Что-нибудь нашли? – спросил Хируорд Джексон.
– Да. Нитка, которой воротничок был привязан к спинке стула, порвана.
– Она всегда почему-то рвется, – с научным беспристрастием сообщил мистер Маунтен.
– Но почему же? – спросил сэр Тайтус.
– Нам незачем сейчас этим заниматься, – сказал сэр Басси, и медиум стал откашливаться и несколько раз подряд открыл и закрыл глаза.
– Дадим ему напиться? – спросила старая дева.
Принесли воду.
Сэр Басси уперся кулаками в стол и хмуро задумался.
– Мне этого мало, – сказал он и обратился к медиуму. – Видите ли, мистер Уильямс, то, что вы тут показали, совсем недурно, но мне не того надо, эти вещи, как и все на свете, бывают разного сорта и качества.
Уильямс все еще, казалось, не пришел в себя.
– Были явления? – спросил он.
– Изумительно, – отозвалась миссис Маунтен, успокаивающе кивая ему.