Самозванцы. Дилогия
Шрифт:
– Вона как, – в голосе офицера снова зазвучали уважительные нотки. – Ты кто таков есть, молодец?
– При писце боярском я состоял, – ответил Чигирев. – Первый день сегодня на службе. Вчерась только с товарищами моими из Сибири прибыли да сегодня на службу к боярину взяты были.
Офицер загоготал.
– Не свезло тебе, парень, – произнес он. – Ладно. Девку к прочим бабам отведите. Да глядите, чтоб волос с ее головы не упал. А этого обыскать.
Один из стрельцов схватил Дарью за руку и потащил прочь. Однако повернулась она перед дверью и крикнула Чигиреву:
– Звать-то
– Сергей Чигирев я, – ответил ей историк.
Тем временем два стрельца подошли к нему с двух сторон и принялись обшаривать его одежду. Первым на пол полетел нож историка. К счастью, стрельцы не заметили тщательно замаскированный однозарядный пистолет, вмонтированный в рукоять. Следующим на свет божий было извлечено переговорное устройство. Историк проклял тот момент, когда положил его в карман. Маленькие рации создавались так, что, помещённые в пояс разведчика, были незаметны при обыске. Но устройство, лежащее за голенищем сапога, само легло в руки стрельцов.
– Что это? – нахмурившись, спросил офицер, – Оберег, – соврал Чигирев.
Офицер небрежно махнул рукой и, к облегчению историка, миниатюрная рация полетела на пол. Теперь стрелец вытащил из-за пазухи пленника спрятанную им грамоту. Офицер жадно схватил ее и принялся читать:
– Мы, Божьей милостью государь Федор Романов… – Он сурово взглянул на Чигирева: – Откель бумага сия? Кто тебе ее схоронить поручил?
– Никто, – отрицательно покачал головой Чигирев и только теперь понял, перспективу какой блистательной комбинации создает этот документ и как сильно он может повлиять на историю этого мира. – В боярском сундуке нашел. Велели мне ее сжечь, но я схоронил.
– Зачем?
– Царевым людям отдать. Измена же явная боярином затевалась.
– Так боярину изменить затеял?
– Я царю верную службу сослужить думал, – ответил Чигирев.
– И почто на стрельцов с саблею ходил?
– Так ведь снасильничать они хотели.
– За чужую девку голову сложить порешил?
Помедлив несколько секунд, Чигирев произнес:
– Тошно мне, когда худые людишки над людьми добрыми бесчинства творят.
Офицер внимательно посмотрел в глаза историку, после чего распорядился:
– К Басманову его.
ГЛАВА 11Царская милость
– Стало быть, как только грамоту сию воровскую увидел, так и к царевым людям бежать порешил, – дьяк подозрительно посмотрел на подвешенного на дыбе Чигирева.
Из всей экипировки, в которой историк прибыл в здешнюю Москву, на нем остались одни нижние порты, изрядно испачканные и потрепанные после недели пребывания в кремлевском застенке, да нательный крест, который палачи не могли снять с арестованного. Сюда, в Кремль, его доставили сразу после короткого допроса у Петра Басманова. Теперь его голое, давно не мытое тело украшали множественные рубцы от Ударов кнута и ожоги от факелов.
Не единожды за последние семь дней своды пыточной камеры оглашались истошными воплями, которые вырывались из груди Чигирева, когда к нему применяли очередную «меру воздействия». Следователи особо не церемонились и сразу начинали допросы с пыток, очевидно полагая, что признание,
– Всё так, – подтвердил историк.
– А почто ты, песий сын, из своей Сибири на Москву подался?
– Говорил же я, на Москве жить хотел, – в десятый раз повторил Чигирев.
– Ну, а дружки твои где, десятник Игорь и сотник Владимир?
– Не знаю.
Стоявший рядом полуголый палач с силой хлестнул историка кнутом под ребра. Тот взвыл, – Мне врать не гоже, – не унимался дьяк.
– Христом Богом клянусь, не знаю, – с трудом превозмогая боль, выдавил Чигирев. – В Москве мы лишь один день были и, окромя романовских людей, ни с кем знакомства не свели. Ежели не нашли вы их ни среди мертвых, ни среди пленных, так, верно, из Москвы они уже подались.
– А куда с Москвы пойти они могли?
– Да кто ж их знает? Может, в Сибирь возвернулись. Может, на север, к Беломорью, от царева гнева подальше.
– А может, в Литву? – предположил дьяк.
– Отчего же в Литву? – не понял Чигирев.
– К хозяину вашему, королю Жигимонту.
– Да откуда же нам короля Жигимонта знать? – изумился Чигирев.
Он не без усилия над собой выговаривал имя польского короля Сигизмунда на русский лад, хотя еще перед отправкой в экспедицию долго приучивал себя говорить так, как это делали на Руси в шестнадцатом веке.
И тут же, повинуясь мановению руки дьяка, палач начал вращения колеса, вновь заставив историка орать от боли. Когда пыточный инструмент был возвращен в прежнее положение, дознаватель произнес:
– Вор Петька Малахов на той же дыбе пока-шал, что десятник Игорь литовские премудрости сабельного боя знал. Откель?
– Не литовские это приемы, а китайские! – чуть не плача выдохнул Чигирев. – Много боевой премудрости, здесь не ведомой, узнал он, Странствуя в Китайской земле.
Дверь застенка отворилась, и в пыточную, тяжело ступая, опираясь на длинный резной посох, вошел высокий, статный пожилой мужчина, одетый в богато украшенную боярскую одежду. На пальцах незнакомца сверкало множество перстней с крупными драгоценными камнями. Дьяк и палач тут же низко поклонились вошедшему.
– Здрав будь, царь батюшка, – подобострастно произнес дьяк.
Чигирев похолодел. Перед ним был сам Борис Годунов!
Не ответив на приветствие, Годунов уселся в кресло, которое только что занимал дьяк, сумрачно посмотрел на заключенного и произнес: