Самозванец

Клекач Тамара

Я не знала, куда он нас переместил, да и мне было все равно. Главное, что там было тепло, и я была далеко от Игоря и его дома.

– Хорошо, что я не ушел, - сказал он, усаживая меня на диван. Он промокнул мое заплаканое лицо полотенцем и немного прошелся по плечам и волосам.
– Как чувствовал, что должен остаться и подождать.

Сил плакать уже не было. Да и не особо от этого легче становилось.

– Ты вся холодная, - произнес он, растирая мои руки.
– Давай я тебе чая горячего принесу?

– А что-нибудь по крепче есть?
– в нос спросила я,

с горечью подумав, что вот я и дожилась, что выпить хочется.

– Сейчас поищем, - улыбнулся брат. Честное слово, когда он так улыбался, младшенькой чувствовала себя я, хотя все должно было быть наоборот.

– Спасибо, - сказала я, взяв стакан с коричневатой жидкостью.
– Ты лучший.
– Я погладила его по колючей щеке.

– Тебе лучше?
– Я сделала несколько глотков обжигающего горло алкоголя. Гадость редкая, но тело согревало хорошо. Жаль, что ледянящую пустоту внутри он не мог не растопить, не заполнить.

– Не понимаю, что произошло, - хрипло произнесла я, откинув голову на спинку дивана.
– Мы же были одним целым.

– Были, - выдохнул брат, присевший рядом, - но искусственно. Возможно, во времена ордена вы и были едиными, но что вас единило потом? Дети, которые вам даже не родные?
– Я закрыла глаза, сделав еще несколько глотков.
– Вообще, если тебе интересно мое мнение, он тебе совсем не подходил.
– Я улыбнулась, потирая пульсирующие виски. Вот это по-братски.
– Костя был намного лучше. По крайней мере, он всегда пытался тебя спасти, а не убить, как этот пижон.

Стакан в моей руке дрогнул. Пульсирующая в висках кровь застыла. Сердце, пропустившее несколько ударов, с силой начало наверстывать пропущенное.

Я не говорила ему этого. Пересказывая прямо сказочную историю нашей любви с Игорем, я ни разу не упомянула, что когда-то мы с ним враждовали. И Костя никогда бы об этом не рассказал. Никому. Тогда, откуда он это знал?

Боясь открыть глаза, чтобы не выдать себя, я судорожно соображала, что делать. Я даже не знала, где я, и, что хуже всего, я даже не знала с кем я.

– Ну, и где я прокололся?
– Голос Славы, прежде мягкий и заботливый, принял острый оттенок.

– Ты...
– Внезапно накатила сонливость. Язык слабо ворочался во рту, как и мысли в голове.

– Что, сестрица, в сон потянуло?
– насмешливо спросил он, наклонившись ко мне совсем близко. Сквозь запах яблок проступил иной - запах ладана.

Слабо повернув голову, я с ненавистью посмотрела на него. Он был так близко, что, если бы я могла, то вцепилась бы ему в глотку, и без сожаления перегрызла бы ее.

– Ты падло...
– прошипела я, не без усилий удерживая глаза открытыми.

Слава рассмеялся и, вытащив из моей влажной ладони почти пустой стакан, поднес его к глазам и поболтал. На дне вихрем поднялся осадок.

– Сон-трава, - задумчиво произнес он.
– На тебя она никогда не действовала, как и вообще на двоедушников. Но я сделал маленькое открытие: смешанная с алкоголем, причем, любым, она вставляет не по-детски. А ты, моя дорогая сестрица, - он игриво посмотрел мне в полуоткрытые глаза, - сегодня выпила его предостаточно. Спи, спи, сестрица, - сладко выдохнул он, прижимаясь к моей шее. Голос еще отдалялся.
– Спи. Баю-бай.
– Неимоверно тяжелые веки мне больше не подчинялись, и я отключилась.

Выныривать из темноты сна было неприятно. Сон-трава, или, как еще ее называли, ветреница, в действительности имела очень слабо выраженное действие, но вместе с алкоголем реально вырубала намертво, одаривая после пробуждения адской мигренью.

Во рту пересохло, и я даже не могла сплюнуть накопившуюся за время сна горечь и привкус тухлых яиц. Глаза немного резало от ярких вспышек костра, горевшего напротив того места, где я сидела.

Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, я скривилась от пульсирующей боли в висках. Вот же паскуда!

Сделав несколько глубоких вдохов, я огляделась. Похоже, что я находилась в какой-то пещере. По ногам тянуло холодом, и где-то за стенами пронзительно завывал ветер.

Запястья холодили толстые цепи, хотя они и были горячими, как будто их только что вытащили из огня. Они тянулись от моих рук до стены, в которую были вбиты, а стул, на котором я сидела, был вбит в землю.

– Проснулась, сестрица?
– раздался голос. Плямя костра взвилось вверх и плавно осев, открыло вид на гнездо, свитое в углублении стены напротив меня.
– Я уж думал, что перестарался.

Слава, или кем бы он не был, сидевший в гнезде на корточках, поднялся. Черная одежда туго обтягивала его мускулистые ноги и торс с широкими, как у гимнаста или пловца, бугристыми плечами. Языки пламени играли на его черных, как смоль волосах, глаза черными угольками пронзали меня, а лицо, один взгляд на которое заставило мою кровь застыть в жилах, просто не могло принадлежать ему, не могло быть точной копией Витольда - лидера ордена Белой лилии.

– Похожи, да?
– улыбнулся он, обнажая нечеловеческие клыки.
– Глаза у меня только матушкины. Знаю, о чем ты думаешь, - снова улыбнулся он, заметив мое, мягко говоря, изумление, ведь я даже и не подозревала, что у Витольда был сын, - но нет, я пришел не отомстить. Отца я, конечно, любил, но близки мы особо не были. Все эти его идеи и переживания по поводу смерти я не разделял. Смерть - это не конец, а, наоборот, начало, и, если он попробовал хотя бы раз начать с начала, то понял бы одну простую истину - с каждой новой жизнью мы становимся сильнее. Вот, как ты, например. Или я.

Горькие воспоминания захлестнули меня. Подобная сцена уже имела место в моей жизни и, к сожалению, не раз, и не только в этой. Сколько же моих друзей погибло из-за стремления его отца восполнить свои прогнившие за столетия жизни души. А теперь вот - наследие его, и тоже уже скольких убил.

– С каждой новой жизнью я все раньше начинал вспоминать, кем я был, и задумываться, кем я хочу быть, продолжал он.
– Я многое пробовал, со многим экспериментировал, и знаешь, что я обнаружил? Кровь, особенно ведьминская, невероятный источник силы. А еще это вкусно.
– Ловко спрыгнув на землю, он обогнул костер и стал напротив меня.