Самсон для ехидны. Последний шанс
Шрифт:
– Саш, давай результат ты мне отправишь на почту? – Опережаю я все возможные фразочки Киренского. – Я не один и на громкой связи.
Разочарованно покачав головой, Сашка, который Алекс, отворачивается.
– Было бы что отправлять, – хмыкает тот.
– В смысле? – Красный. Можно отключиться от дороги, переведя всё внимание на дисплей. – Я… – Короткий взгляд на спину сына и мат. Цветастый и где-то глубоко в душе. – Что ты имеешь в виду?
– Твоя Олеся Сергеевна ушла.
Зар-раза.
– Куда ушла? – ровно интересуюсь я и трогаюсь
– Ну, не в одном с тобой направлении это точно. И на твоём месте я бы пошевеливался, потому что настроение у неё убийственное.
– Тебе-то откуда знать.
Не убедил. Не дожал.
Не хватило ни времени, ни обстановки. Да и, откровенно говоря, о Романовской мозг вспомнил уже на подъездах к Степана Разина.
– В отличие от тебя, в женщинах я разбираюсь, и не только с физиологической точки зрения. – Самодовольно изрекает Киренский и отключается.
Но в таком настроении Сашке хватит и этих нескольких фраз.
Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас.
Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть.
Моего терпения хватило на полгода, а после… Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь.
Пока не перерос.
– Значит так, – привлекаю я внимание сына, – дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.
– Разберёшься, как же!
Резкая остановка бросает его вперёд, насколько позволяет ремень. Кто-то сзади тормозит и истерично сигналит, но и плевать. Оставив одну руку на руле, я поворачиваюсь к Сашке.
– Ни ты, ни кто-либо другой не несёт ответственности за мои решения. Плохие, хорошие – неважно. Всё, что я получаю – следствие только моих поступков, а вот твои приходится разгребать другим. – Практически невозможно вынести такой мой взгляд, и Сашка опускает глаза. – Претензии? Вопросы?
Опускает не виновато – зло. Мгновенно ожесточившись на то, что я прав.
Потому что каким бы ни был я, какой бы ни была Кира, но Сашка так и остаётся тем, кто всё ещё связывает нас обоих. И будет связывать всегда. За одно только это он получал всё, что хотел.
Всё.
И поэтому решил, что может меня судить?
Дерьмовый день.
Вернувшись к дороге, я отключаюсь от машины. Зажимаю телефон между ухом и плечом, набираю Романовскую, но она не отвечает.
Один звонок, второй, третий. На четвёртом вызов сбрасывается, а пятый приятным женским голосом сообщает, что «Абонент временно недоступен».
Так, значит?
К нужному дому мы подъезжаем минут через
– Насчёт ареста тебе всё ясно? – уточняю ещё раз перед тем, как набрать номер квартиры.
– Ясно, – вызывающе вскидывается Сашка. – Я больше тебя беспокоюсь о мамином спокойствии.
– Оно и видно.
Двор. Ещё один домофон. Подъезд.
Сурового вида мужик в качестве консьержа. В военной форме. Он кивает Сашке, а меня окидывает нечитаемым взглядом.
Да, моя персона никому из них не нравится.
– Ну, наконец-то! – Кира не меняется. – Как ты умудрился? – Короткий подзатыльник заставляет Сашку вжать голову в плечи. При том что он уже выше её.
Но это половина беды. Гораздо хуже, что проходят года, а ничего не меняется – у меня всё также заканчивается дыхание при одном только взгляде на неё. И страшно даже представить, что было бы без того номера в «Надежде» 11 . Счастье и пятилетняя девочка с моими глазами и моим именем в свидетельстве о рождении.
11
Подробнее в книге «Пантера для Самсона».
И Кира, с глазами, полными боли.
Каким бы скотом я ни был, но даже мне хватает совести признать, что так ей лучше. С ним лучше.
Признать, но не смириться.
– Мам, – смущённым басом, – да я не специально! Ты же знаешь, когда у ментов облава, гребут всех без разбора.
– Я тебе дам ментов! – Ещё один подзатыльник, потом поцелуй в щёку и грозное: – Чеши к себе, потом поговорим.
– Уже поговорили. – Смешно всё-таки смотреть, как Сашка боится Киры. Хотя, скорее, преклоняется перед главной женщиной в своей жизни. И это у него от меня. – Он всё понял, к утру переварит и придёт каяться. Как Алина?
– Спит, – мягко, светясь изнутри, улыбается она. – Какую-то вирусную дрянь подхватила, температура под сорок, с трудом сбила жаропонижающим… прости, тебе неинтересно. Зайдёшь?
– Мне интересно, Кир. – Тихо и безнадёжно. Так как ни с кем и никогда. В миллионный раз держа себя в руках. – И нет, заходить я не буду.
– Кирилл, – огорчённый укор, и да, тоже в миллионный раз.
– Мой номер ты знаешь. – Вместо всех тех тысяч слов, которые хочется ей сказать. К молчанию мне тоже пришлось привыкнуть. – Пока.
– Подожди, Сашка захочет…
– Сашка не захочет, – с усмешкой покачав головой, я берусь за ручку двери.
Которая в этот же момент начинает поворачиваться. С той стороны.
– Кирилл. – Просто как принятие того отвратного факта, что и для меня есть место в этом мире.
– Урманов. – Последние десять лет на его имя у меня стойкая аллергия. – Какая быстрая у тебя командировка.
– Семья важнее… для меня.
Сколько раз мы пересекались вот так, в дверях, и каждый раз одно и то же.