Самсон Назорей
Шрифт:
— Жаль, — сказал Нехуштан, тяжело дыша, но совсем спокойно.
По всей дороге слышались окрики, слова команды, стук оружия. За кольцом, окружавшим Самсона, толпа расступилась; показался Ахиш, без кольчуги и шлема, что-то еще жевавший. Бледный сотник начал ему докладывать, волнуясь, про дождь и темноту…
— С тобой мы объяснимся в Газе, — оборвал его начальник, прожевывая. Потом он глотнул, утер губы тылом ладони, посмотрел на Нехуштана и распорядился:
— Приколоть.
Мерно, как один человек, пять солдат наклонили плечи и ступили на шаг вперед; и с гулким ударом их тяжелых сапог о каменистую почву Иудеи смешался треск лопающихся ребер и хриплый крик Нехуштана:
— Он отомстит!
Не по— человечьему, как еще никогда в жизни, зарычал Самсон и кинулся грудью
— Не затягивайте, — сказал Ахиш, — сейчас надо будет его сажать на коня.
Когда опять его повернули навзничь, Ахиш взял у солдата факел и осветил лицо Самсона, и в то же время свое. Сквозь пыль и кровь у разбитого носа было видно, что Самсон очень бледен; глаза его ушли под брови, на губах была пена. Ахиш улыбнулся.
— Никакого нет у вас порядка, Таиш, — сказал он неизвестно почему — и вдруг, совершенно как бен-Перахья, ростовщик из Хеврона, подмигнул одним глазом.
Потом он велел привести коня; сам следил за посадкой пленника и сказал солдату:
— Не затягивай снизу, мерзавец, — лошадь искалечишь. Снова двинулся полк по дороге, но теперь лошадь Самсона шла впереди, сейчас же за конем и свитой начальника; и дождь начал накрапывать.
Долго они шли; сколько, Самсон не считал и не заметил. Все в нем теперь онемело; даже пустые мысли не приходили больше в голову. Может быть, он и дремал временами; раз он даже, наверное, заснул и увидел долину, скелет пантеры и костер; по долине, прямо на костер, шел мальчик, высоко подняв руки, и над ним тучей вились темные мелкие пчелы; он, Самсон, сидел над обрывом, и рядом сидела женщина; и он не мог вспомнить, кто этот мальчик — Ягир, или Гуш, или кто-то третий, и никак не мог разглядеть лицо женщины, а когда почти уже разглядел, лошадь под ним рванулась, и он проснулся. Лошадь оттого, должно быть, рванулась, что где-то далеко загрохотала гроза. Дождь хлестал сильнее. В темноте было видно, что горы стали ниже, дорога шире — уже недалеко от равнины, а там земля филистимлян.
Опять донесся гром, и конь опять рванулся. Конь Ахиша даже осадил и замотал мордой; Ахиш посвоему защелкал языком, и оба успокоились.
— Ничего они на свете не боятся, — сказал Ахиш своей свите, — только грозы. Сотники его засмеялись.
— Слишком они у тебя благородные, — сказал один, — наши кони — мужичье, зато не пугаются.
Вдруг шум дождя усилился, изменился точно спереди кто-то бросил в лицо Самсону пригоршню крупного ледяного песку; по камням и по медным каскам затрещали и зазвенели бесчисленные щелчки града. Лошади отчаянно замотали головами, норовя повернуть назад. Ахиш выругался, поминая недобрыми словами и Вельзевула, и Дагона: и, как будто в ответ на богохульство, прямо над ними небо раскрыло горящую пасть, и в три стороны побежали три ветви молнии. Конь под Ахишем встал торчком на дыбы и заржал, конь под Самсоном тоже заржал, метнулся в сторону и едва не свалил солдата, который вел его на поводу. Свита начальника и передовые ряды полка за нею остановились, дожидаясь грома: от первого раската задрожала земля, но второй и третий были еще громче; и на третьем раскате лошадь Ахиша рванулась и понесла. Из темноты, сквозь затихающий гром, едва слышно донесся его свист. Тогда и под Самсоном конь поднялся на дыбы, швырнув привязанного всадника назад чуть ли не головой до земли и сейчас же обратно вперед, так что он грудью ударился о конскую шею.
Конь быстро пошел, таща за собою солдата. Опять послышался спереди свист Ахиша: лошадь Самсона резко дернула головой, одуревший солдат выпустил повод, и она, прорываясь среди шарахнувшихся коней свиты, понесла прямо в темноту. Самсону пришло в голову, что он может ее остановить — у него достаточно было силы в коленях, чтобы одним добрым нажимом переломать ей ребра; но зачем? За ним раздались крики, свист, топот; но и спереди
— Держишься?
Теперь уже ясно было, что ни первая, ни вторая лошадь больше не несут, а просто мчатся по воле хозяина. Назорей ничего не понимал и не старался понять. Смутная белизна дороги вдруг расширилась. «Перепутье?» — подумал Самсон. В самом деле, всадник перед ним круто повернул вправо и опять засвистал, и конь Самсона тоже свернул вправо. Эта дорога была много уже и не спускалась, как прежняя, а вела сначала ровно, потом в гору. Ахиш засвистал на другой лад: кони пошли тише. Еще поворот, и еще. Ахиш остановился: лошадь Самсона поравнялась с ним и стала.
Самсон выпустил гриву, выпрямился и посмотрел на Ахиша. Лица не было видно, только ясно белели на нем оскаленные зубы, и Ахиш со смехом сказал:
— Не свалился? Хороший ездок. Только все же нет у вас никакого порядка.
Вдруг Самсон увидел, что тот вытаскивает меч. У него мелькнуло в голове: нельзя ли метнуться в ту сторону, сбить его с коня плечом или головою? Но Ахиш его понял и опять засмеялся:
— Не зарежу, не бойся. Поверни ко мне локти.
Возиться пришлось ему долго, и освободить он успел только правую руку Самсона.
— Довольно с тебя, — сказал он.
Нагнувшись, он перерубил толстый жгут из перекрученных ремней, соединявший ноги Самсона под брюхом у коня, и сказал:
— А теперь дальше.
Перед зарей они доехали до селения. У околицы ждали их три человека: один был Махбонай бенШуни, другой Цидкия бен-Перахья, ростовщик из Хеврона, третьего Самсон никогда не видал. Подальше от них он заметил четырех осликов, нагруженных мешками, с негром-погонщиком.
Ахиш остановил коня, ткнул пальцем в сторону Самсона и сказал:
— Получайте.
Бен— Перахья подмигнул, ткнул пальцем в сторону ослов и отозвался:
— Получай.
— Без обмана? — спросил Ахиш. — Я пересчитаю. Бен-Перахья ответил:
— Не в первый раз ты продаешь, а я покупаю. Когда я тебя обсчитывал?
— Правда, — согласился племянник сарана. Самсон глядел и слушал, все еще не понимая. Махбонай помог ему слезть; третий, что был с ними, достал из-за пазухи нож и начал разрезывать оставшиеся ремни.
— Это кто? — спросил Ахиш.
— Мой человек, — ответил бен-Перахья, верный человек. Доведет тебя и твоих ослов и серебро до Египта по такой дороге, где не встретишь ни своих, ни разбойников.
— Доведу, господин, — подтвердил третий. Ахиш потянулся с удовлетворением.
— Это хорошо, — сказал он; потом посмотрел на изумленное лицо Самсона, рассмеялся и прибавил:
— Только порядка у вас нет никакого. Увязался за нами один из его молодцов и чуть-чуть не погубил все дело; пришлось его приколоть — а жаль, хороший малый. Нет у вас порядка, никогда не будет: каждый хочет по-своему, друг другу на ноги наступаете…