Самураи
Шрифт:
Интересно отметить, что фундаментальная приверженность к этой феодальной модели социального строения общества сохранилась даже после того, как в 1868 году верховная власть была номинально возвращена императору, и Япония официально стала «современным» государством. Например, законы, изданные в 1869 году, заменяли феодальную систему букё«новым» порядком, который причислял придворную знать и феодальных правителей (даймё)к аристократии (кадзоку),воинов и бывших самураев к нетитулованному дворянству (сидзоку),а всех остальных граждан страны (таких, как крестьяне, ремесленники, торговцы и даже группы отверженных) объединял в одну группу под общим названием простолюдины (хэйлшн).
При
«…Хотя можно сказать, что Иэясу построил тюрьму для императоров, это быт тюрьма, обладающая величием и роскошью кафедрального собора» (Webb, 58).
Существующие под таким же строгим надзором, после того как их ряды были сильно прорежены в течение периодов Асикага (Муромати) и Момояма, и под запретом создавать крупные сообщества, оказавшиеся такими неконтролируемыми в прошлом, жрецы и монахи различных религиозных сект феодальной Японии формировали еще один класс, в ведении которого находились почти исключительно вопросы духовного развития и образования.
Что касается простолюдинов ( хэймин), которые формировали самый большой и самый продуктивный сегмент нации,
« какими бы богатыми, умными и образованными они бы ни были, хотелось им того или нет, ноу них почти полностью отсутствовали какие-либо политически права. В своем биографическом произведении «Жизнь сэра Генри Паркеса» господин Диккинс описал условия их существования следующими словами: «В политическом смысле люди быт редкими вещами. Их задача заключалась в том, чтобы выращивать, производить, приумножать и — самое главное — платить налоги» (Hayasbi, 70).
При правлении клана Токугава военное сословие составляло «огромную регулярную армию», насчитывавшую «более 400 000 семей». Как рассказывает Бринкли: «Это была исключительно дорогая армия, поскольку семьи самураев, как и сами самураи, требовали хорошего содержания; офицеры, то есть феодальная знать и их главные вассалы, получали доход, намного превосходивший жалованье, когда-либо выплачивавшееся за военную службу в любой другой части света» (Brinkley 1, 116). Страна была официально разделена на провинции и округа, над которыми военное правительство Токугава осуществляло свою власть и фискальный контроль либо напрямую, через специальные службы, либо косвенно, через провинциальных феодалов (даймё),из определенных могущественных военных кланов, которых Токугава назначили или утвердили в должностях региональных правителей после 1600 года. Эти провинции расходились, словно спицы, из политического центра страны, Эдо, где размещались резиденция сёгуна и его правительства, а также отряды воинов под его прямым командованием.
Назначение губернаторов для управления провинциями происходило в соответствии с их политическим весом: губернаторы, принадлежащие к кланам, безусловно, преданным дому Токугава, получали провинции в центральных областях, в то время как менее надежные кандидаты назначались в удаленные провинции, расположенные на самой периферии.
«Центральная часть Японии, включая равнину Канто на востоке и старую столицу на западе, удерживалась самими Токугава, различными ветвями этого дома и феодальными правителями, которые поддержали Иэясу в решающей битве за верховное господство в 1600 году. Эта центральная область была сердцем страны. Здесь находились лучшие сельскохозяйственные земли Японии, а также основные коммерческие центры и крупные города» (Reishauer 1, 81).
Сёгун из Эдо осуществлял верховное управление над всеми этими территориями. Его правительство в соответствии с военными традициями того класса, который он представлял, называлось баку фу— как уже говорилось, в период Камакурского сёгуната такое название носила полевая ставка или палаточный штаб. Этот термин использовался до самой Реставрации применительно к резиденции династии правителей из клана Токугава.
Сёгун жил в величественном замке в Эдо, который представлял собой разительный контраст с резиденцией императора в Киото. Как рассказывает Бринкли, огромная крепость сёгуна была окружена тройным кольцом из больших рвов, «внешний ров имел в длину девять с половиной миль, а внутренний — полторы, причем их края были облицованы колоссальными блоками гранита» (Brinkley 2, 10).
Даже сады за этими стенами, чья утонченная изысканность являлась отголоском Хэйанской эпохи, не могли скрыть военной природы дорожек и тропок, ведущих к центральным зданиям. Они представляли собой настоящий лабиринт, план которого держался в строжайшем секрете, и были проложены под мостами и между бастионами таким образом, чтобы незваные гости, независимо от их числа, попадали под концентрированный обстрел из луков, арбалетов или огнестрельного оружия. Родриго де Виверо (1564–1636), который посетил этот замок в 1609 году, отметил его огромные рвы, массивный подъемный мост и крепостные рвы. Возле первых ворот он проследовал мимо двух тысяч воинов, вооруженных аркебузами и мушкетами, которые были построены в две шеренги. Возле вторых ворот стояли четыреста воинов, вооруженных пиками и копьями; еще три сотни стражников, вооруженных изогнутыми копьями (нагината),несли службу у третьих ворот. Тот же автор рассказывает, что арсеналы этого огромного военного сооружения содержали достаточно доспехов, копий, мечей и мушкетов, чтобы «экипировать сто тысяч человек» (Cooper, 141).
Согласно Язаки, строительство этой мощной цитадели началось в 1607 году, а было завершено в 1639 году, уже при Иэмицу, третьем сёгуне из клана Токугава. Его центральная часть занимала площадь 181,4 акра. Более того, при необходимости здесь могли разместиться и жить в роскоши, к которой они привыкли, «более 260 даймё вместе с 50 000 своих знаменосцев» (Yazaki, 177).
Ода Нобунага осознавал, что многочисленные укрепления, разбросанные по всей Японии, составляют основу для притязаний любого провинциального правителя или клана на общенациональное господство. По сути, каждый замок являлся базой не только для действий оборонительного плана, но и, что более важно, для проведения атак и вооруженных восстаний. Поэтому Нобунага издал постановление, где всем провинциальным правителям, которые присягнули ему в верности, предписывалось следить за тем, чтобы «в каждой провинции было не более одного центрального замка» (Yazaki, 129); все остальные крепости и сторожевые посты следовало немедленно разрушить. Иэясу претворил в жизнь свой эдикт в течение эры Гэнна (1615–1624) с большой дотошностью, в результате которой большинство провинциальных правителей остались вообще без оборонительного замка (сиро-кэнго)и имели в своем распоряжении лишь «провинциальные крепости» ( токоро-кэнго).Однако, как показывают дошедшие до нас записи, в отношении собственного клана и наиболее преданных ему феодалов этот указ не применялся.
Почти половина всех воинов, сконцентрированных в Эдо, находилась в состоянии постоянной боевой готовности и напрямую подчинялась сёгуну. Они назывались «прямые слуги» бакуфу (бакусин)и подразделялись на две основные категории: хатсшотои гокэннин.Другая половина (байсин) включала тех воинов из провинциальных кланов, которые служили своим хозяевам в столице или находились при сёгуне, после того как они были делегированы к нему своими хозяевами для выполнения определенных обязанностей или на конкретный период времени.