Самурай поневоле
Шрифт:
– - Слушай мой приговор и приказ, Канске. Ты должен жить...
Проговорив это, Харуна ощутила, словно огромная тяжесть была скинута с плеч. Но к её удивлению, парень не выражал благодарность.
– - Ты уверена, Харуна? Ведь вассалы могут не понять...
– - О них не беспокойся. Но наш с тобой разговор, и, в частности, мой приказ ты никому не должен разглашать.
Лишь после этого, Канске тяжело выдохнул. Напряженность ушла, и он чуть было не рухнул на пол.
– - Я могу ошибаться, но мне кажется, что ты кое-чего
– - Харуна, прости что перебиваю. Но меня и раньше никто из твоих вассалов не любил...
– - Всё так. Но среди них были ведь и те, которые были на твоей стороне. Не только ты, но и твои соратники ощутят отчуждение. На самом деле, я не должна была просить тебя об этом. Ты может ещё не осознаешь, но для мира самураев ты, Канске Харуюки, умер в этот день. Обдумай мои слова и ответь мне, что ты выберешь, жизнь мертвеца или благородную смерть?
В стане самураев сеппуку, в основном, применялось в двух случаях. В первом случае, служивый совершал его от понесённого позора. Во втором же, самурай получал приказ от лорда умертвить себя.
Традиция требовала от стратега совершения сеппуку. Приняв предложение Харуны, Канске терял правильное время, время смерти. Каждый благородный человек обоснованно мог его обвинить в бесчестье. Даже соверши он сеппуку после прошедшего времени, обществом оно не будет принято. Каждый скажет о нём как-то так: "Собаке -- собачья смерть".
– - Зачем тебе моя жизнь? Став живым мертвецом, какую пользу я могу тебе принести?
– - Канске, неужели ты не понял?! Мы захватим с тобой всю поднебесную, и люди забудут о твоём позоре. Победители пишут историю, так что потомки запомнят тебя в лучшем свете.
На миг в глазах девушки засверкали огни. Хрупкая мысль об объединении страны стала некой идеей, целью...
– - Традиции, Канске, не всегда должны быть соблюдены. В некоторых случаях они сковывают, ограничивают. Мир не стоит на месте, вот что я выучила в последней битве с кланом Мураками...
Харуна пресекла нахлынувший порыв. Она хотела сказать, что всё это ради стирания границ, ради того, чтобы они, наконец, стали равными. Ведь великий союз может возникнуть лишь среди равных...
Прими Канске предложение девушки, как давний страх в тот же час растворится. Харуна не желала признавать себе, но она боялась не за жизнь парня, а за то, что он предпочтет служить другим великим кланам. Эта мысль не давала ей покоя, терзая её столь долгое время.
Для девушки было предпочтительней смерть парня, нежели предательство. А после предложения, стратегу просто не удастся примкнуть к другим...
Обдумывая всё это, девушка невольно вздрогнула. Её пугали те открытия в себе, на что она была готова пойти ради своих чувств.
– - Я последую твоему приказу...
– - Ты уверен?
– - Да. Мне не важно,
– - Что ж, тогда мы скоро выступаем против Мураками. Но сперва нам придётся закончить с внутренним вопросом, с кланом Ямагата.
Стратег знал, что небольшой клан Ямагата, кичащийся о родословной больше, чем о деле клана, в последнее время начал активно доставать Харуну. Все претензии клан Ямагата сводил на Канске. Он не мог предположить в что вольётся всё это, когда не особо думая, назвался ложным именем Ямагата в Синано.
От парня не ускользнуло, как девушка выделила слово "мы".
– - Ты уже наметила план действий?
– - Да. Тебе придётся принять активное участие. Остальное услышишь после, а пока могу сказать лишь это. Раз ты не сможешь более завоевать уважение самураев, то тебе придётся пойти другим путем...
Канске догадался, о каком пути говорила Харуна.
– - Ты хочешь воплотить в жизнь все эти бредни, гуляющие обо мне?
– - Да. Кто бы мог подумать, что тебе придётся играть роль, придуманную крестьянами, -- заливаясь смехом, проговорила Харуна.
Последние слухи о парне красочно рисовали его, чуть ли не упырем-кровопийцей, за которым стоял зловещий бог войны, Хатиман.
В отличие от других Харуна знала, каким был Канске на самом деле. И это всё больше веселило её.
– - Рад, что хоть одному из нас весело, -- чуть ли не угрюмо добавил Канске.
– - Да брось ты! Тебе нечего жаловаться, ведь сохранил же свою голову. К тому же, тебе ничего не остается, кроме как внушать людям страх. Если конечно хочешь добиться от них поставленных задач, конечно.
Атмосфера хозяина и слуги исчезла, и в шатре сидели два друга, не больше и не меньше. Канске снова поразился, насколько Харуна была живой. Она явно была наделена талантом, ведь как иначе серьезный вопрос о сеппуку перерос в посиделки давно невидевшихся друзей.
– - Эй, там. Позовите за Харой!
Хара Масатане был секретарем при Харуне.
– - Зачем ты послала за ним?
– - недоумевал Канске.
– - Я подумала, что будет неудобно посылать за саке охранных самураев...
– - Ты ведь шутишь, да?
– - Вовсе нет. Нам с тобой надо о многом поговорить. Расскажешь мне как проводил время, ну и я тоже поделюсь...
Увидев, как возле входа возник Хара, Харуна чуть ли не крикнула ему:
– - Масатане, а ну метнулся за саке!
Лицо Хары Масатане было выразительней любых слов. Провожая удаляющего парня взглядом, Канске, тяжело выдохнув, сказал:
– - Я уже начинаю жалеть о своём выборе...
Кончено, всё было сказано шутя, и они оба рассмеялись на это.
Парень понимал, что подобным образом, Харуна пыталась снять стресс накопившийся за последнее время. Ведь она всё ещё была хрупкой девушкой, на плечах которой висела тяжелая ответственность за судьбу её людей.