Самвел
Шрифт:
— К чему попусту тратить время? — сказала царица. — Вытащим после!
Эта слова подействовали так воодушевляюще на воинов, что они удвоили напор и отогнали врага от стен цитадели.
Иногда ночью, а то и днем из крепости выходили отряды воинов и вступали в бой с персами. Эти маленькие отряды своими молниеносными набегами не только тревожили стан врага, но часто возвращались с пленными и добычей.
Затяжка осады беспокоила Шапуха. Он не мог долго оставаться у стен Артагерса. Более важные дела призывали его обратно в Персию. Уйти, не добившись никаких результатов, ему не позволяла его безграничная кичливость. Убедившись в том, что силой он не одолеет крепость, он прибег к своей обычной хитрости. Отправил посла к царице, и давая большие обещания, предложил, чтобы обе стороны сложили оружие и чтобы она, царица, спустилась с крепости для личных переговоров о перемирии. Но царица твердо отказала, заявив послу, что с таким обманщиком, как Шапух, она ни видеться, ни вести переговоры не желает. И хотя оскорбление было тяжкое, все же царь царей предложил вступить в переговоры с ним хотя бы издали. Приближенные царицы посоветовали ей принять это предложение.
В назначенный день надменный царь, сопровождаемый только Меружаном Арцруни и Ваганом Мамиконяном, без свиты, подошел к подножью крепости. Чтобы легче было вести переговоры, ему разрешили приблизиться к стене. Там приготовлен был для него роскошный трон, и группа придворных встретила его стоя. Шапух явился, но, раздосадованный донельзя, не захотел сесть на трон. К его приходу на башне, окруженная нахарарами, появилась царица. Высокая, красивая женщина среди своих вельмож казалась прекрасной богиней. Увидев ее, Шапух обратился снизу:
— Всем известно, царица, сколь ты прекрасна! Красотой своей ты свела с ума царя Аршака, который похитил тебя, пролив кровь своего племянника Гнела. Ты, царица, была бы еще прекраснее, если бы с такой чудесной красотой соединяла ум и рассудительность. Но сюникцам не дано ни ума, ни рассудительности. Им присущи лишь грубость варваров и безмерная гордость. Их мысль груба, а сердца бесчувственны, как скалы в их горах. Таков был твой отец князь Андовк, такова была и твоя мать. Тело твоей матери за дерзкие слова я приказал разрубить на куски у развалин Зарехавана. Я истребил весь твой род, кроме твоих братьев, — они в числе моих пленников, и их ждет мучительная смерть, если ты, царица, будешь упорствовать. Зачем ты укрепилась на этих высотах? Разве эти скалы спасут тебя? Могущество царя царей Персии велико, и гнев его ужасен. От одного его вздоха горы тают, как свечи, сохнут моря, а ты, царица, неразумно ожидаешь в окружении, на этих высотах, пока разбушуются волны, разыграется буря и твой жалкий остров исчезнет в неумолимом потоке моего гнева. Ради чего ты засела в крепости? Ведь этим ты, царица, не спасешь ни себя, ни свою страну. Вся Армения у меня под пятой. Стоит мне наступить ногою, и она превратится в прах. Для тебя, царица, один исход: мое великодушие. Положись на меня, и ты будешь спасена. Не будь ты женщиной, я бы не простил тебя. Но я прощу, тебя, так как ты женщина. Спустись с этих высот, облобызай прах ног царя царей, и он станет к тебе милосердным.
Царица спокойно слушала его. Нахарары же и вельможи дрожали от негодования. Ответом на эти угрозы могла быть только стрела, которая заставила бы замолчать этого зверя. Окружающие царицу нахарары уже готовились поразить его, но царица молчаливым жестом сдержала их гнев. Она не хотела вероломством отвечать на вероломство и отправить к персам от ворот крепости труп гостя.
Она ответила так:
— Слушай, Шапух, ты утратил благородство и учтивость царя. Ты забываешься, говоря с царицею! Забываешь и о том, что имеешь дело с женщиной. Ты напоминаешь мне, Шапух, о твоей зверской расправе над моей матерью и над моей родней и нагло хвастаешься своим варварством. Но тебе бы следовало быть в страхе за совершенные преступления, если бы в тебе осталась хоть капля человечности. Ты, Шапух, угрожаешь, мне таким же печальным концом, какой выпал на долю моих родных. Но ты не думаешь о. том, что эта угроза только разжигает во мне чувство мести и укрепляет убеждение в том, что нельзя протягивать руку человеку, чьи руки обагрены кровью моей матери и моих близких. Ты мне обещаешь прощение и приглашаешь, меня спуститься вниз. Но подумай, Шапух, сколько раз ты уже обманывал нас. Разве можно иметь хоть каплю доверия к твоему слову и к твоим обещаниям? С того дня, как ты вероломно пригласил к себе моего царственного супруга, который спас тебя от многих и многих опасностей, и нагло заключил своего гостя, своего верного союзника в крепость Ануш, с тех пор ты лишился доверия всех армян. Ты думаешь, Шапух, что Армении находится под твоей пятой, и ты грозишь уничтожить ее одним ударом! Пожалуй, тебе бы это и удалось, если бы твоя храбрость равнялась твоей заносчивости и безудержному бахвальству. Но высокомерие отшибло у тебя память: вспомни, сколько раз ты позорно убегал от наших стрел, оставив трупы своих воинов на наших полях! И если твой стан сейчас находится в окрестностях моей крепости, то это не потому, что ты и твои воины храбры, нет! Но потому, что ты вероломный изменник. Ты обманом удалил моего мужа царя из его страны и, оставив Армению без главы, расчистил себе путь. Как ловкий вор спешит воспользоваться отсутствием хозяина, так и ты поспешил напасть на беззащитную страну. Но твое воровство подлее: ты подкупил домашних слуг, и они ночью открыли тебе дверь. Вот они, эти слуги, продавшие и предавшие своего господина — оба они стоят возле тебя, и ты обоим в виде подкупа отдал своих сестер.
Она протянула руку, указывая на Меружана Арцруни и Вагана Мамиконяна, и сказала:
— Но не забывай, Шапух, что Армения все же имеет хозяина. Это прежде всего тот, кто является властелином и царем вселенной, — она подняла руку к небу, — во-вторых, с тобой говорят двое: я и мой сын, находящийся в городе императоров Византин. Ложная гордость и слепой самообман ввели тебя в заблуждение, Шапух! Хорошенько обдумай и очнись! Если все погибнут, если в лачужках Армении останутся лишь слабые девушки, и те будут бороться с тобой. Но до этого еще далеко. Ты не замечаешь, что всей своей мощью ты уперся в скалы этой крепости и ничего не можешь с нами сделать. А сколько еще таких крепостей в нашей стране, в которых мои нахарары ожидают тебя с оружием в руках! Ты попал в ловушку армянских гор и будешь очень счастлив, если сможешь выбраться из нее. Иди, Шапух, уходи отсюда! Иди, беснуйся от злобы и совершай варварства, которые еще можешь совершить. Твои угрозы не пугают меня! Иди! После всех мерзостей, содеянных тобой, между нами не может быть мира. Доколе мой царственный супруг мучается в крепости Ануш; Армения в порыве мести, с оружием в руках будет воевать с тобой….
— Увидим! — проскрежетал зубами Шапух, спускаясь с крепостной горы.
Прошел почти месяц.
Артагерс ликовал, охваченный общей радостью. Улицы были разукрашены. На башнях развевались разноцветные флаги. Огромные толпы народа заполнили площадь. Мужчины и женщины, мальчики и девочки плясали под громкие звуки музыкальных инструментов. У царского дворца собрались богато вооруженные веселые группы воинов. За день до этого Шапух прекратил осаду и удалился в Персию. Крепость праздновала свое освобождение.
Обширный зал царского дворца был пышно украшен. На длинном столе, у стены, были разложены драгоценные одежды, роскошное оружие, панцири, золотая и серебряная посуда, блеск которых ослеплял. Все это было взято из царских хранилищ и предназначалось для наград. Царица, отправляясь в Артагерс, захватила с собой и царскую сокровищницу.
Царица сидела на пышном троне в роскошном праздничном одеянии. Сегодня у нее был торжественный прием. Прекрасное лицо ее было веселее обыкновенного. Правда, ее веселость казалось не вполне искренней и лишь едва прикрывала ту глубокую грусть, которая таилась в ее красивых глазах.
Да, она была прекрасна, эта дивная богиня Сюникской страны. Ее красота явилась причиной того, что царь Аршак совершил трагическое преступление, которое можно было оправдать только страстной любовью.
На голове царицы сияла маленькая корона, украшенная драгоценными каменьями, под которой венком были собраны ее черные кудри, обрамлявшие бледные щеки и мелкими косичками спадавшие на ее пышные плечи. Прозрачными складками живописно вилась из-под красивого головного убора белая вуаль. Убор придавал ее очаровательному лицу особую прелесть. Золотые серьги скрывались под прядями черных локонов, и только яркий блеск каменьев выдавал их присутствие. Эти драгоценные серьги были столь тяжелы, что висели не в ушах, а на застежках по обеим сторонам короны; на концах их были кисточки, в каждой кисточке сверкали крупные драгоценные каменья. Жемчужная цепь соединяла их между собой и спускалась на грудь. Шею украшало драгоценное ожерелье, с которого свисал нагрудный знак в виде сияющего в лучах месяца, лежавшего на ее высокой груди. На обнаженных руках были надеты золотые браслеты, на мизинце правой руки сверкал царский перстень. Платье цвета пурпура длинными мягкими складками спускалось до пола; на ногах были густо расшитые жемчугом туфли. Широкий золотой пояс с бриллиантовыми застежками плотно охватывал стан. Плечи покрывала розовая бархатная мантия, подбитая соболем.
По правую сторону царицы впереди всех стоял Мушег Мамиконян, спарапет всех армянских войск, возле него Саак Партев, сын Нерсеса Великого. За ними пониже стояли нахарары и вельможи, — каждый занимал подобающее ему по знатности и положению место. Тут же был и Месроп Таронский. А по левую сторону трона, в том же порядке, стояли жены и дочери нахараров. На всех лицах сияла беспредельная радость, у всех глаза сверкали от восторга.
Из присутствующих никто не сидел, кроме епископа Хада, которого Нерсес Великий, отправляясь в Византию, назначил своим местоблюстителем.
С улицы доносились звуки музыки и раздавались раскаты смеха. В зале же господствовала глубокая тишина. Царица обратилась к присутствующим с такими словами:
— Шапух прекратил наконец свою длительную осаду. Его могучая сила разбилась о наши скалы. Но еще несокрушимее было ваше мужество, ваша самоотверженность, мои дорогие полководцы! Всевышний послал вам силу, и вы, как подобает героям, отважно боролись с яростным врагом. Вы показали себя достойными сынами нашей родины. Тяжела была длительная война и полна бедствий! Тяжела потому, что, кроме чужого врага, мы вынуждены были бороться со своими родичами. Наших врагов вели наши же родичи. Сын дрался против отца, брат против брата. И в том именно проявился ваш высокий дух любви к родине, что вы не пощадили ваших родичей и на их оружие ответили оружием. Хвалю вашу доблесть и даю вам свое материнское благословение.