Самые близкие
Шрифт:
Как будто со стороны вижу себя и представляю чувства Эрика. Лично я после услышанного порвал бы любого за единственную дочь и ее ребенка. Что меня, собственно, и настигает. Приговор уже вынесен, пусть не словами, но взглядом, и следом его оглашают:
— Я тебя к ним близко не подпущу. Даже если Яна умолять и плакать будет, — холодно произносит Эрик и смотрит так, словно мысленно рвет меня на куски.
К подобному тону и заявлениям я был не готов. На лояльность не рассчитывал, но и с такой категоричностью не ожидал столкнуться.
— Я не разрешение
— То есть тебе хватает наглости вот так, глядя мне в глаза, чуть ли не в открытую говорить, что в наше отсутствие ты трахал мою дочь, сделал ей ребенка, а потом свалил за бугор и сейчас раскаиваешься, что так все получилось? Может, попытаешься еще и права заявить на мою дочь и внучку?
— Это решать Яне, хочет она, чтобы я был рядом с ней и дочерью, или нет.
Эрик пытается встать, собирается то ли сказать что-то, то ли куда-то пойти, но обессиленно падает обратно в кресло. Прикрывает ладонью лицо, другой рукой хватается за сердце и сидит так какое-то время.
Я уже до этого ощущал себя дико вымотанным, но после сегодняшнего разговора, чувствую, исчезну с радаров родни на день-другой. Если не больше. Потому что морально не вывезу. По крайней мере сейчас я держусь из последних сил.
Поднимаюсь на ноги и иду в приемную, прошу у секретарши воды. Та тут же вскакивает с рабочего места, пытается войти в кабинет, но я, выхватив стакан, захлопываю дверь перед ее носом и возвращаюсь к столу.
Эрик смотрит стеклянным взглядом куда-то в сторону, вид у него даже хуже, чем до моего появления, что вызывает еще большую тревогу.
Ну а на что я рассчитывал?
— Единственная девочка в семье… — хрипло произносит Эрик и трясущимися руками тянется к воде, делает несколько глотков.
Я замечаю, с какой силой он сжимает стакан в кулаке. Жду, что кинет в меня, но тот летит в стену и разбивается на множество осколков.
— С детства с нее пылинки сдувал... Мы растили Яну в любви и ласке, она надолго от нас никуда не уезжала.... Ты в курсе, что она с бывшим парнем рассталась, потому что он предложил ей уехать из дома, а Яна не смогла? Не смо-гла! — повторяет по слогам. — Представляешь? А тут вмиг переехала, скрывала от всех свое положение. Не успела вернуться, как преждевременно родила… — Эрик жжет меня диким взглядом. — Я предполагал, что Яну кто-то обидел, но чтобы этот кто-то был ты… Которого мы все тоже любили... Блядь, за что ты с ней так? Ты же сломал девчонку… А если с Алиной... — Он замолкает и шумно качает воздух через нос.
Психологическое состояние у меня — капец. Понимаю, куда Эрик ведет разговор и чем это может закончиться.
— Если бы не твое личное горе, не трагедия с сыном, ты бы вышел отсюда с разбитым лицом. Даже если Яна когда-то тебя и простит, то я — нет. Особенно после всего, что видел в реанимации, когда мы с Региной метались между отделениями и места себе не находили от страха. Ведь в первые часы и дни они обе были на волоске… — Он продолжает шумно дышать и смотрит на меня исподлобья.
Я впервые вижу Эрика чуть ли не на грани безумия.
— Пошел вон, —
Сцепив зубы, молчу.
Прикрыв глаза, Эрик опять хватается за сердце. Поджимает побелевшие губы и сидит так какое-то время.
Паралич от реакции Яниного отца даже не думает проходить — я не могу пошевелиться. Услышанное выжгло внутри еще одну дыру. Огромную. Чудовищных размеров.
— Я сейчас охрану позову, Андрей. Вон пошел, пока я не сделал то, о чем потом пожалею! — рявкает Эрик.
Мелькает мысль, что на его месте я бы поступил точно так же, но сейчас я на своем, и без понятия, что будет дальше.
Выхожу из кабинета, не чувствуя пола под ногами, и на автомате плетусь к лифту. Включаю телефон, и он тут же начинает вибрировать. Не прекращая. Звонит Матвей. Предлагает срочно встретиться и обсудить какие-то детали по документам, которые мы сегодня получили от Валентина Петровича.
— Откладывать нельзя, послезавтра отчеты ждут в министерстве, — настаивает друг. — Где ты? Я сейчас подъеду.
Называю адрес, откуда меня забрать, и выхожу на улицу. Сажусь на ступени. Ноги больше не держат. Рваная рана в сердце как будто стала еще больше.
Я достаю сигарету, медленно затягиваюсь и набираю мать — единственного человека, который всегда меня поддерживал. И точно знаю, что поддержит сейчас. Несмотря ни на что.
22 глава
Я смотрю на себя в зеркало. Вроде бы прежняя, те же глаза, волосы, нос, губы, родинки, а внутри все иначе. Как будто мир вверх тормашками перевернулся. Протираю кожу спонжем и наношу немного тонального крема и румян на щеки. Каждый день у меня капельницы с микроэлементами, но цвет лица все равно какой-то серый, нездоровый и тусклый. Наверное, это еще и от переживаний за Алину.
Десять дней в реанимации моя девочка, и прогнозов, сколько она там еще пробудет, никто не дает. А потом операция, восстановительный период… Не знаю, откуда брать силы и уверенность в благоприятном исходе. Понятно, что вера должна быть, в первую очередь, в нас самих, но сейчас моя жизненная энергия на исходе.
Подхожу к кровати и смотрю на смятую простыню. Надо бы сменить постельное белье. Попрошу медсестру принести новое. Потею сильно. Каждую ночь. И молоко без конца приходит и приходит, его столько, что я и двоих могла бы выкормить.
Двоих…
Опять вспоминаю свои сны и мальчика, который приходит ко мне. Он чем-то похож на Бусинку, и от мысли, что это ее родной брат, становится нестерпимо больно.
Я зажмуриваюсь, не позволяя слезам вытечь из глаз. Собираю волосы в высокий хвост и выглядываю в окно. Погода стоит солнечная, на улице тепло. Вот бы немного прогуляться вместе с Алиной...
Представляю, как мы с ней будем проводить время в парке или в саду за домом. Ветер будет ласково обдувать мое лицо, а малышка — безмятежно спать в коляске и дарить свои довольные улыбки. Я буду смотреть на нее и сиять от счастья, что все плохое осталось позади.