Самые богатые люди Древнего мира

Левицкий Геннадий Михайлович

Луций Лукулл прибыл в Рим, но здесь его ждали новые неприятности. Первое, что он узнал: брат Марк — его единственная привязанность — привлечен к суду Гаем Меммием «за то, что ему приходилось делать по приказанию Суллы, исполняя должность квестора. Марка оправдали, но тут Меммий обратил свои нападки уже на самого Лукулла и стал настраивать народ против него, советуя отказать ему в триумфе за то, что он-де нажился на войне и с умыслом затягивал ее. Лукулл оказался втянутым в жестокую распрю, и, лишь когда первые и наиболее влиятельные граждане пошли по трибам, им насилу удалось, потратив много стараний и просьб, уговорить народ дать согласие на триумф» (Плутарх).

Лукулл весьма равнодушно

принял заслуженную высшую награду, однако вырванную у неблагодарных римлян с таким трудом. «Триумф Лукулла не был, как другие, рассчитан на то, чтобы удивить чернь протяженностью шествия и обилием проносимых в нем предметов». И все же, даже против желания триумфатора, зрелище получилось внушительное: «В триумфальном шествии прошли несколько закованных в броню всадников, десяток серпоносных колесниц и шестьдесят приближенных и полководцев царя; за ними следовали сто десять военных кораблей с окованными медью носами, золотая статуя самого Митридата в шесть футов высотою, его щит, усыпанный драгоценными камнями, затем двадцать носилок с серебряной посудой и еще носилки с золотыми кубками, доспехами и монетой, в количестве тридцати двух. Все это несли носильщики, а восемь мулов везли золотые ложа, еще пятьдесят шесть — серебро в слитках и еще сто семь — серебряную монету, которой набралось без малого на два миллиона семьсот тысяч драхм… Затем Лукулл устроил великолепное угощение для жителей Рима и окрестных сел».

Вид несметной добычи пробудил у римлян не самые лучшие чувства. Плутарх, всегда защищавший Лукулла, на сей раз утверждает, что «вред, нанесенный Лукуллом своему отечеству через других людей, перевешивает пользу, которую он принес ему сам». Вред греческий историк видит в том, что богатства, доставленные в Рим, «диадема Тиграна, захваченная и пронесенная в триумфальном шествии — все это подстрекнуло Красса к походу в Азию, внушив ему мысль, что ее обитатели — только добыча и средство наживы и ничего больше. Вскоре, однако, он познакомился с парфянскими стрелами и примером своим доказал, что Лукулл добился победы не потому, что враги были слишком глупы и малодушны, но благодаря собственному мужеству и искусству полководца».

Плутарх молчит о том, сколько золота осталось в кошельке Лукулла, но, видимо, не меньше, чем было пронесено в триумфе и поступило в доход государства.

Жены Лукулла

С женами Лукуллу повезло еще меньше, чем с общественным мнением.

Его первая избранница — Клодия — оказалась средоточием всех пороков, которыми природа только может наградить женщину. Древний автор говорит о ней, используя эпитеты «разнузданная», «бесчестная», «крайне развратная женщина». Вдобавок ко всему историки обвиняют вторую половину Лукулла в порочной связи с собственным братом.

Клодию (так звали ее брата) показалось мало того, что он пользуется женой полководца; ему захотелось получить и часть его славы. Наглец отправился в Азию и надеялся с помощью родственника сделать блистательную карьеру.

Так как Клодий продолжал вести разгульный образ жизни, то его стремления не нашли понимания у Лукулла, и «он пользовался там не таким почетом, как ему хотелось, а хотелось ему быть выше всех; между тем из-за своего образа жизни ему приходилось стоять ниже многих».

Родственник принялся мстить Лукуллу. В том, что солдаты отказывались выполнять распоряжения военачальника, немалая заслуга Клодия. Он притворялся другом солдат, который близко к сердцу принимает их судьбу, и «постоянно возмущался, что войнам и мукам не видно конца, что до последнего дыхания их заставляют биться со всеми народами, сколько их ни есть, и гоняют по всей земле, между тем как достойной награды за все эти походы им нет, а вместо этого приходится сопровождать повозки и верблюдов Лукулла, нагруженных золотыми чашами в драгоценных камнях!».

Не в силах дальше терпеть подлость и предательство, Лукулл развелся с Клодией и разорвал все отношения с ее братом.

Второй женой Лукулла стала Сервилия — сестра Катона, пожалуй, самого порядочного, честного, самого достойного из римлян. Но видимо, боги все положительные качества истратили на Катона, а на сестру ничего не осталось. «И этот брак не был удачным, — отмечает Плутарх. — Чтобы сравняться с Клодией, Сервилии недоставало одного — молвы, что она согрешила с родным братом, а в остальном она была такой же гнусной и бесстыдной. Уважение к Катону долго заставляло Лукулла терпеть ее, но в конце концов он с ней разошелся».

Историей семейной жизни Лукулла перекликается с одной древней притчей.

Однажды к мудрецу пришел молодой человек и попросил совета:

— Есть у меня любимая девушка, но боюсь брать в жены, так как сомневаюсь, что буду с ней счастлив. Что мне делать?

— Женись, друг мой, — ответил мудрец. — Если повезет, ты будешь просто счастливым человеком, если нет — станешь философом.

В философии искал утешения и Лукулл. «Когда же он достиг преклонных лет, — рассказывает Плутарх, — то, отдыхая от многочисленных битв, целиком предался философии, пробуждая в себе наклонность к умозрению, а честолюбивые стремления, вспыхнувшие вследствие ссоры с Помпе-ем, весьма вовремя унимая и подавляя».

На покое

Сенаторское сословие возлагало на Луция Лукулла определенные надежды: аристократы рассчитывали, что удачливый военачальник станет неким противовесом Помпею, влияние которого росло, и это пугало Рим. Но Лукулл отошел от дел.

Роскошь еще не вошла в римскую привычку, то есть люди желали иметь много денег, но, даже разбогатев, не стремились выставлять свое состояние напоказ. Марк Красс — человек, богаче которого не знает римская история, — построил для себя один-единственный дом. Лукулл же в насмешку над римскими традициями остаток жизни провел за размышлениями, что бы еще построить, купить — такого, чего бы дороже не было в Риме. Граждане смотрели на его причуды и не находили себе места от зависти — той самой зависти, которая уничтожила Лукулла как военачальника и государственного деятеля. Но теперь они не могли отозвать его из многочисленных вилл и дворцов, как отозвали решением народного собрания из Азии. Его по-прежнему все осуждали, но Лукулл привык к подобному отношению толпы и почти что издевался над ней. Даже Плутарх, неизменно благосклонный к Лукуллу, неодобрительно покачивает головой, описывая его жизнь после походов:

«В жизнеописании Лукулла, словно в древней комедии, поначалу приходится читать о государственных и военных делах, а к концу — о попойках и пирушках, чуть ли не о пьяных шествиях с песнями и факелами, и вообще о всяческих забавах. Ведь к забавам следует отнести, по-моему, и расточительное строительство, расчистку мест для прогулок, сооружение купален, а особенно — увлечение картинами и статуями, которые Лукулл собирал, не жалея денег. На эти вещи он щедро тратил огромное богатство, накопленное им в походах, так что даже в наше время, когда роскошь безмерно возросла, Лукулловы сады стоят в одном ряду с самыми великолепными императорскими садами».

Последнее замечание Плутарха более чем справедливо. Спустя столетие Лукулловыми садами владел сенатор Валерий Азиатик и довел их «до поразительного великолепия». На его беду, наследие Лукулла заметила императрица Мессалина и до такой степени возжелала ими обладать, что оклеветала Валерия и отправила его на смерть. Перед кончиной Валерий осмотрел собственный погребальный костер и попросил перенести его в другое место, чтобы огонь не повредил деревьев чудесного сада.

Недолго наслаждалась Мессалина видом своего приобретения. Вскоре она погибнет, пронзенная мечом в тех самых Лукулловых садах…