Самые красивые пары советского кино
Шрифт:
Дочери было всего около пяти лет, когда ее отец вдруг вновь стал заглядывать на дно бутылки. Как мы помним, такой опыт у него уже был в начале 50-х, но он был вызван тем, что у актера наступило отчаяние – он пил от безысходности, от того, что женщина, которую он любил, была для него недосягаема. Но десять лет спустя ситуация была уже иной. Недосягаемая оказалась его женой, у них росла общая дочка. И вдруг – опять начались пьянки. С чего, почему – непонятно. Может быть, в семье было что-то неладно?
Много лет спустя зять актера Сергей Марков решил поинтересоваться о тех
«– Мне рассказывали, что были времена, когда вас, Михаил Александрович, домой из ресторана Дома актера, благо недалеко, через Пушкинскую площадь перейти, чуть не на руках приносили. Поднимали на лифте, прислоняли к двери, звонили и ретировались, боясь гнева Аллы Петровны. А вы, когда домашние открывали, падали внутрь и засыпали в прихожей на полу…
– Кто это, интересно, тебе рассказывал? – насупился Ульянов.
– Знамо дело – та, которая бегала вокруг и кричала: «Папа! Папа!»
– Всякое бывало, – неохотно, со скрипом признал Ульянов. – Одно время мы сдружились в театре: Юра Яковлев, Женя Симонов, я… – и увлеклись этим делом. Но одни увлеклись, имея тормозную систему. А другие – таковой не имея. Считается, что алкоголизм – не дурость, а болезнь. Я считаю, что это и дурость, и болезнь одновременно. Например, Юрка Яковлев всегда мог остановиться: дальше, мол, не могу и не буду. И ни за что в него нельзя было больше залить, даже рюмку. Женя Симонов тоже останавливался, когда перебирал. А у меня тормоза отказывали. Пытался бросить. С понедельника. Или с Нового года завязывал. А со Старого Нового года, на каком-нибудь капустнике в ВТО развязывал…
Когда Аллу Петровну пьянство мужа вконец достало, она пригрозила ему самоубийством. Это случилось наутро после того, как в очередной раз Ульянова «принесли и прислонили». Он повалился лицом вниз, так и лежал.
– Все, – сказала Алла. – Давай говорить серьезно.
Обычно яростная после его загулов, была она на этот раз убийственно спокойна.
– Ты знаешь, сколько лет я терпела твое пьянство. Ты знаешь, сколько раз я выручала тебя, уговаривала всех в театре взять тебя на поруки.
– Знаю, Алла, и очень тебе благодарен…
– Да плевать мне на твою благодарность. Я окончательно поняла, что настоящего актера из тебя не выйдет, сопьешься, как сотни и тысячи… Ты понимаешь, что ради тебя я собой пожертвовала?
– Понимаю, Алла…
– Ты понимаешь, что погубил мою жизнь?
– Ну зачем ты так, Алла, я… Ну хочешь, брошу?
– Ты миллион раз клялся и божился…
– Ну, это последний, это действительно последний раз! Поверь, пожалуйста, поверь!..
Помолчав, Парфаньяк встала с кресла, подошла к окну и медленно его открыла – с улицы пахнуло промозглым холодом. Подставив стул, она поднялась на него, потом ступила на подоконник перед открытым настежь окном на восьмом этаже.
– Алла!.. – бросился было к ней Ульянов, но она остановила жестом.
– Еще шаг – и я выхожу, – таким тоном сказала, что он поверил: именно так жена и поступит. – Стой на месте, не приближайся. Последний раз в жизни выбирай: или ты со мной, но в таком случае раз и навсегда отказываешься от водки – ни глотка, ни полглотка, или я выхожу в окно, мне терять больше нечего. Ну, выбирай.
В гуле машин на улице Ульянову послышалось что-то потустороннее.
– Я не стану считать даже до трех. Просто отвечай: со мной или?.. – Она шагнула на раму, тапка соскользнула с ее изящной ножки и улетела куда-то вниз, в небытие.
– С тобой, – выдохнул Ульянов и подхватил ее на руки.
С той поры он не пил спиртного. Даже пива…»
Не станем спорить с этим утверждением, поскольку Ульянов действительно «завязал» с выпивкой. Внесем лишь одну правку: «завязал» пить при жене. А вот если ее поблизости не было, то он, что называется, отпускал вожжи. И в такие моменты являл из себя… Впрочем, послушаем рассказ еще одной свидетельницы – актрисы Лионеллы Пырьевой, которая снималась с Ульяновым в одном из лучших фильмов с его участием – «Братья Карамазовы» (1969), с которым они потом объездили много стран. Именно об одной из таких поездок, куда Парфаньяк не поехала, и ведется речь:
«…В Японии нас поселили в небольшой гостинице в центре Токио. И вот как-то выхожу из своего номера и вижу, как пьяный Ульянов в одних трусах штурмует дверь отеля, пытаясь выйти на улицу.
Стучу в дверь оператора Вронского: «Сережа, быстрей! Сейчас Ульянова в полицию заберут!» Перехватываем коллегу уже на улице, пытаемся затащить обратно, а он упирается, орет. Еле успокоили и уложили в кровать. Но поздно вечером Ульянов врывается ко мне, открывает бар и выхватывает оттуда виски. Я бросаюсь наперерез: «Михаил Александрович, поставьте бутылку обратно! Ребята из посольства сказали, что алкоголь из бара стоит немыслимых денег – никаких суточных не хватит!» Смотрю, а он уже крышку скручивает. В это время – звонок. Одной рукой хватаюсь за бутылку, другой срываю с аппарата трубку. В ней – голос атташе:
– Лионелла Ивановна?
– Да…
Рычание и ругань Ульянова приводят сотрудника посольства в замешательство:
– Поздновато гуляете.
В это мгновение Ульянов хватает меня за горло. Не выпуская из руки трубку, хриплю:
– Помогите…
Ребята из советского посольства появляются буквально через пару минут. Пытаются угомонить вконец разбушевавшегося Ульянова, который отбивается руками и ногами, орет: «Отдайте мне мой миллион йен!» Вырвавшись, бежит в туалет, падает лицом на край ванны, кричит от боли. Наконец посольские уводят его в номер и, убедившись, что «клиент» уснул, отбывают.
Следующим вечером наша делегация собралась в номере у Вронского. Пьем чай, разговариваем, а на душе у всех муторно. Кто-то предлагает: «Давайте позовем Ульянова. Сидит сейчас один, умирает от стыда за вчерашнее. И на улицу не выйти – синяк вполлица. Жалко человека».
Едва перешагнув порог, Михаил Александрович выдает страстный монолог:
– Вы все стукачи! Сексоты! Посольских вызвали? А по возвращении «телегу» на меня куда надо накатаете?
– Не мерьте всех по себе, – устало роняю я и, попрощавшись, ухожу в номер. Смотреть на этого человека мне невмоготу.