Самый большой дом
Шрифт:
Девочка проснулась, но лежала не шевелясь и не открывая глаз. Ручонки вцепились в простыню. Ее разбудила тишина, которая была только во сне. Потом девочка осторожно открыла глаза и увидела над собой лицо мамы.
Утро еще не наступило, только чуть посветлел восток. Едва заметный ветерок слегка шевелил мамины волосы.
— Что с тобой, доченька?
Девочка потянулась к маме и обняла ее за шею.
— Хорошо дома...
— Хорошо. Ты спи. Еще рано.
— Я не хочу спать. Там тишина, а потом
— Хочешь, я посижу с тобой?
— Посиди и спой мне песенку. Помнишь, которую ты мне пела, когда папа ремонтировал отражатели и у него заело трос, и он никак не мог попасть к нам? Про самый большой дом.
— Я спою тебе другую. Про лес и солнце.
— А ту ты уже не помнишь?
Мама чуть покачала головой и погладила девочку по черным, рассыпавшимся по подушке волосам. Она не забыла эту песенку. Она не знала ее. Она не знала почти ничего, что касалось ее дочери. Да и кто это знал? Мама чувствовала себя виноватой перед девочкой.
— Закрой глаза, хорошая моя. Я буду тихо-тихо петь. А ты ни о чем не думай. Просто слушай.
И мама запела. У нее был низкий и ласковый голос. И, наверное, она любила эту песню. Девочка заложила руки за голову и, не мигая, смотрела маме в глаза. Так они смотрели друг на друга. И одна из них пела, а другая слушала и молчала. А потом мама вдруг поняла, что девочка не видит ее, что она смотрит сквозь нее, что в мыслях своих она не на этой увитой цветами веранде, а где-то далеко-далеко...
...Едва заметное привычное тиканье. Оно настолько привычно, что без него стало бы страшно. Без него абсолютная тишина. Это ласково тикает индикатор нормальной работы всех жизнеобеспечивающих систем корабля. Девочка сидит в глубоком кресле-отца и играет самодельной куклой. Куклу сделала ей мама из обрезков своих старых платьев, которые не пошли на одежду самой девочке.
Отец хмуро вглядывается в индикаторы приборов, снова и снова вводит в математическую машину колонки цифр, изменяет программу и, дождавшись ответа, составляет новую. Обзорный экран открыт только на одну треть, и в него видны тусклые точки звезд. Туда, к одной из них, мчится корабль.
— Там наш дом, — внезапно говорит девочка и показывает в самый центр экрана.
— Да, маленькая. Там наш дом.
Девочка привыкла показывать в центр экрана. Так ее научили отец и мать. Так было раньше. Но сейчас ее палец указывал на какую-то другую звезду, которая теперь была в центре экрана. Отец ничего не говорил ей о том, что корабль потерял управление. Ей это не нужно было знать. Да она ничего бы и не поняла.
— Эльфа, тебе не скучно сидеть здесь?
— Нет, па... Я учусь быть капитаном большого-пребольшого корабля.
«Нет, доченька, я постараюсь, чтобы ты никогда не улетала с Земли», — думает отец.
А мама спит. Четыре часа
Дверь открылась, и на пороге появилась мама. Ох, как красиво она была одета! Она все время меняла платья, комбинировала что-то, перешивала. А волосы у мамы рассыпались по плечам, и узенький золотой ободок пересекает лоб. Мама сейчас похожа на добрую волшебницу из сказки. Девочка так и говорит:
— Ты сейчас волшебница?
— Она у нас волшебница, — радостно подхватывает папа. — Правда ведь?
— Правда, правда!
— А если правда, — говорит мама, — то закройте глаза.
Капитан и его дочь закрывают глаза, и у них в руках вдруг оказывается по яблоку.
Эльфа даже чуть повизгивает от восторга. А папа незаметно шепчет. Он, кажется, даже немного сердит.
— Ты опять не спала?
— Нет, нет. Я спала. А потом была в оранжерее. — Она смотрит на него умоляюще. — Ничего?
— Нет.
Мама, наверное, любит петь. Уже почти совсем рассвело, а она все гладит девочку по головке длинными ласковым пальцами и поет. Поет про смешных зверюшек и ручеек, голубой-голубой, чистый-чистый. Девочка вдруг чуть приподнимается на локте.
— Мама, ты говорила, что у нашего дома будет голубой потолок... и черный.
Мама чуть было не сказала: «Разве я так говорила?» — но вовремя спохватилась.
— Хорошо, доченька. У нас будет голубой потолок. А ночью, когда темно, он будет черным.
— Со светлячками?
— Со светлячками? Ну, конечно, со светлячками.
— И по голубому будут плыть белые кудри?
— Да, — согласилась мама и подумала, что это можно будет сделать.
— А иногда потолок будет разрываться пополам?
— Все будет, как ты захочешь.
— А у нас правда самый большой дом?
— Ну не совсем. Есть и больше. А тебе хочется жить в самом большом доме?
— Ты говорила, что я буду жить в самом большом доме.
— Людям лучше жить в маленьких домах. Таких, как наш. Чтобы кругом был лес, трава и речка, и обрыв над речкой. А в лесу...
— Да, так лучше. Только ты говорила...
— Спи. Еще можно поспать. Еще только светает и очень рано. А утром мы пойдем с тобой на ферму. Ты ведь видела, как доят коров?
— Да, я пойду. — Девочка села в кровати. Ночная рубашка спустилась с ее худенького плеча, но она не заметила, не поправила ее. — Я пойду. Я хочу идти. Ты отпустишь меня, мама?
— Я отпущу тебя, только сначала мы выпьем молока... Значит, тебе не понравилось у меня?
— Мне очень понравилось у тебя. Но я хочу идти. Я хочу посмотреть на другие дома. Ты ведь не обиделась, мама?