Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой
Шрифт:
– Ей очень повезло, – говорит хозяйка, пододвигая свой стул поближе к моему.
Мы смотрим поверх стаканчиков с чаем на машины, несущиеся по улице, а Ниуниу лежит рядом на спине, подставляя брюхо, и благодушно облизывает нос маленьким розовым язычком. Хозяйка рассказывает:
– Мы очень любим Ниуниу. Но она всегда была таким живчиком, мы просто не могли ее удержать, когда она вырывалась на улицу. Машины носятся здесь очень быстро. И вот однажды это случилось.
– Ну а ветеринар не смог ей помочь?
– Ну что вы, ветеринар… мы же в деревне
– И что, она до сих пор выбегает на улицу?
Хозяйка удивилась, потом рассмеялась:
– Нет, слава богу! Я думаю, этому она научилась.
Через пару километров я встречаю собаку, помесь немецкой овчарки. Она стоит в пыли, привязанная к телефонному столбу, и, когда мимо проезжает машина, она носится по кругу, рвется с поводка и истошно лает. Зверь в отчаянии, и я не могу себе представить, что будет с ним дальше.
Может быть, Ниуниу вытянула еще не самый плохой билет?
Задумчиво, с болью в ногах я шагаю по дороге, и вдруг рядом со мной возникает велосипедист. Он не вписывается в общую картину, потому что едет на модном горном велосипеде, одет в темно-синюю куртку и бежевую кепку, плюс ухоженная бородка. «Японец», – думаю я, а он объезжает меня слева и удивленно рассматривает.
Я говорю ему «Привет», он застенчиво улыбается, разгоняется и растворяется вдали среди машин. Но всего через несколько сотен метров я снова его вижу: японец стоит и ковыряется в спидометре. Я так понимаю, что ему охота поболтать, и оказываюсь прав.
– Ты знаешь китайский? – произносит он медленно и четко, когда я обгоняю его в своем пешеходном темпе.
«Нет, это все-таки не японец», – отмечаю я про себя несколько разочарованно.
Услышав утвердительный ответ, он светлеет и начинает катится на своем велосипеде около меня, забрасывая вопросами:
– Значит, ты знаешь китайский!
– Немного.
– И ты приехал из…
– Из Германии, а жил я в Пекине.
– А куда ты сейчас идешь?
– В Баодин.
Он ухмыляется, останавливается и слезает с велосипеда.
– Я направляюсь как раз туда. Меня зовут Чжу Хаи.
Как, и он туда собрался? Ну конечно, шоссе G308 идет из Пекина в Баодин. Как же мне от него избавиться? У меня нет ни малейшего желания идти в компании с чужим, тем более с велосипедистом. Я совершаю беспомощную попытку отделаться от непрошеного попутчика:
– Да, но я не пойду сразу в Баодин, я по дороге хочу посмотреть кое-что. И потом, я очень медленно двигаюсь…
– Гм… И что же ты хочешь посмотреть?
– Ну, например, пагоды-близнецы в Чжоучжоу.
– Отлично. Я пойду вместе с тобой.
В небольшом городе Чжоучжоу дорога совершает изгиб, по обе ее стороны традиционно толпятся магазины и гостиницы. В глазах рябит от ярких надписей на кирпиче
На белой стене – яркая реклама магазина электроприборов: «Цзюбаоюань», что значит «Сокровищница», схема расположения и телефон. Ничего себе имя для лавки, торгующей скорее всего вентиляторами и триммерами для стрижки волос в носу.
В этот момент Чжу Хаи взволнованно хватает меня за руку и показывает на что-то впереди, в конце переулка. Там стоит она, одинокая пагода, почти такая же высокая, как многоэтажки вокруг, облаченная траурной вуалью строительных лесов. К нашему величайшему сожалению, она оказывается закрытой на ремонт, но через несколько улиц стоит ее сестра.
Мы подходим к ее воротам, у которых оживленно беседуют пожилые дамы. Заметив нас, они резко замолкают и подозрительно следят за каждым нашим движением.
Чжу Хаи аккуратно вешает замок на свой велосипед и вежливо обращается к старушенции, которая, судя по пронизывающему взгляду, тут главная:
– Прошу прощения, госпожа. Я бы хотел узнать, следует ли платить за вход в эту пагоду…
– Вам сюда нельзя! – отрезает она и резко поднимается с места. Она тут главная, это – ее пагода. Она будет защищать ее от нашего вторжения до последней капли крови.
Мы сбиты с толку.
– А почему? – спрашивает Чжу Хаи обескураженно.
– Здесь ремонт.
– Но здесь нет лесов!
– Посмотрите на объявление, – отвечает главная дама.
На высокой стене, отделяющей нас от пагоды, кто-то повесил ржавый плакат. «ВХОД ЗАПРЕЩЕН» – написано на нем прямыми безапелляционными буквами. Ниже еще одна надпись: «БЕРЕГИТЕСЬ СОБАК!!!» Эти три восклицательных знака так сильно завалены набок, как если бы упомянутые бестии тащили писаря с забора, чтобы сожрать на земле.
Я очень расстраиваюсь: мне не удается посмотреть пагоду ближе, а ведь это творение времен династии Ляо. Она возведена почти тысячу лет назад, когда эта часть Китая была в руках кочевых народов племени кидан. Они были ревностными буддистами и искусными воинами, их власть длилась более двух столетий, но потом, когда Чингисхан разослал свои армии по всему свету, их помотало по всем ветрам и, в конце концов, они все вымерли. До наших времен дошли лишь несколько построек, созданных ими, в том числе эти пагоды в Чжоучжоу.
Я так и сяк пытаюсь сфотографировать историческое сооружение, чтобы уродливая стена не попала в кадр, и слышу, как перешептываются старые дамы. Наконец главная обращается к моему спутнику:
– Скажите, а откуда пришел ваш иностранный друг? – И добавляет подозрительно: – И… где его велосипед?
Нет, в этот день лучше не продолжать путь, а подыскать место для ночлега. Мои мозоли того же мнения. Они решили меня доконать. Оба мизинца с каждым шагом причиняют такую боль, как будто кто-то стучит по ним раскаленным молоточком.