Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине
Шрифт:
Союзный комитет оценил опыт и таланты Иосифа и включил его в число своих агентов. Его отправили в только что созданный Имеретино-Мингрельский комитет. Трудно понять, повышение это было или понижение. С одной стороны, под его началом были крохотные сельские и городские организации, а с другой – он становился все-таки деятелем не городского, а губернского масштаба, занимался созданием партийных ячеек там, где их раньше не было. По-видимому, эта работа также была проверкой, потому что очень скоро, летом 1904 года, после очередной волны арестов, он стал сразу членом краевого комитета – его вместе с Каменевым кооптировал туда Цхакая, окончательно поверивший новому товарищу. Теперь Джугашвили был одной из первых фигур в социал-демократическом движении Кавказа, пройдя весь путь от рядового пропагандиста, в котором он не пропустил ни одной ступеньки.
Коба бросается в бой
К тому времени он взял себе новый псевдоним, назвавшись именем человека, чья судьба до самой глубины тронула эту возвышенно-романтическую душу. Трудно сказать, когда Иосиф прочел роман Казбеги «Отцеубийца», но почему-то именно эта книга, одна из множества историй о «благородных разбойниках», которые он слышал с детства, поразила его в самое сердце. Мститель – храбрый, благородный и одинокий – один из любимых народных грузинских героев. И главный герой «Отцеубийцы» – из этого же ряда.
Время действия книги – борьба горских племен под руководством Шамиля с русскими, сюжет достаточно незатейлив. Главные герои – молодая крестьянская пара Иаго и Нуну и их друг Коба, а также предатель Гиргола. Судьба разлучает юношу и девушку: из-за козней Гирголы Нуну похищена, Иаго попадает в тюрьму, откуда юношу освобождает Коба. Они оба становятся разбойниками, борцами с русскими. Молодой крестьянин погибает в бою, его невеста тоже гибнет, обвиненная в убийстве своего отца, и только Коба остается в живых, чтобы за всех отомстить. Финальную точку в сюжете ставит его выстрел, направленный в сердце предателя. Этот герой стал путеводной звездой для молодого революционера: прочитав книгу, Иосиф начал именовать себя Кобой и того же требовал от товарищей, и когда те шли ему навстречу, его лицо сияло от радости.
Конечно, новый Коба не собирался, по примеру героя романа, садиться на коня, брать винтовку и мчаться в горы. Другое было время и другая борьба. Однако новый псевдоним оказался кстати: обстановка в империи накалялась, вне всякого сомнения, назревали серьезные события, и встречать их с уменьшительно-ласкательным именем Сосо в качестве партийной клички было как-то несолидно.
Коба, словно горьковский Буревестник, метался по Кавказу, наводя порядок в выраставших, как грибы после дождя, мелких организациях, постоянно сражаясь с меньшевиками, которые были сильны, куда сильнее большевиков. Тифлис, Баку, Кутаиси, снова Тифлис и опять Баку, где в конце 1904 года три недели длилась мощнейшая забастовка на нефтяных промыслах, в результате которой был подписан первый в России коллективный договор. Страна кипела. Повсюду либеральная оппозиция выступала с требованиями реформ и свобод, а в рабочей среде одна за другой проходили стачки и демонстрации. 13 января в Тифлисе состоялась первая массовая демонстрация, которая закончилась грандиозной дракой с разгонявшими ее городовыми и казаками. В Баку же охватившее страну напряжение разрядилось иным образом: в начале февраля в центре города армянин убил мусульманина, и на следующий день весь город был охвачен межрелигиозной бойней, получившей название армяно-татарской резни (татарами называли в то время вообще всех мусульман).
Но даже революционные события не смогли консолидировать партию социал-демократов, которая, как и весь Кавказ, была кипящим котлом разборок и страстей. В этой связи любопытна одна история, которую приводит в своей книге телохранитель Сталина Алексей Рыбин. «В 1904 году грузинские революционеры для нелегальных собраний сняли в Тифлисе подвал в доме банкира. Вскоре они решили принять в партию нового товарища —Годерадзе. На собрание пришел представитель РСДРП (по-видимому, имеется в виду Союзный комитет. – Е.П. ). Молодой, никому не известный. Назвался Кобой. Сказал: «Пока надо воздержаться от приема в партию Годерадзе». Все были этим обескуражены. Через три дня Годерадзе снова появился, а следом за ним – Коба. К всеобщему изумлению, на сей раз Коба сам предложил принять Годерадзе. Пораженный такой резкой переменой мнения, С. Кавторадзе схватил со стола керосиновую лампу и швырнул в лицо Кобе, который сумел увернуться. Лампа врезалась в стену и разбилась вдребезги. Спокойно закурив трубку, Коба невозмутимо произнес:
– Нехорошо получается. Банкир предоставил нам помещение, а мы вместо благодарности могли поджечь его дом.
Если внимательно прочесть эту историю, она о многом говорит. Что, собственно, произошло? Одна из организаций эсдеков решила принять в свои ряды нового человека. На собрание пришел представитель Союзного комитета, то есть один из лидеров движения на Кавказе, и попросил повременить – вероятно, по поводу этого самого Годерадзе были какие-то сомнения. Через три дня снова пришел и предложил принять товарища в партию – совершенно ясно, что кандидата проверили, сомнений больше нет, человек надежный. О чем тут спорить, к чему лампами кидаться? А кидание лампами становится понятным только при одном раскладе: если этот самый Кавторадзе был меньшевиком. Тогда его возмущение вполне понятно: чего этот большевик тут раскомандовался? Принять, не принять – какое его дело, какое право он имеет нам указывать и нас контролировать?! Кстати, поведение Иосифа в этой ситуации выгодно отличается от манер его оппонентов, что говорит о достаточно большом опыте подобных «дискуссий» и неустанной работе над собой – подумать только, какой-то год назад он тоже решал вопросы взаимоотношений с меньшевиками с помощью кулаков! Новая работа явно пошла ему на пользу.
Косвенно эта история говорит и о том, что уже тогда Коба занимался в партии обеспечением безопасности, а такую работу могли поручить только абсолютно надежному человеку, следовательно, он прошел все проверки и был полностью очищен от обвинений в провокаторстве.
Вопросы соотношения большевиков и меньшевиков в РСДРП пыталась регулировать агитация, но по-настоящему решала полиция. В начале января, после волны арестов, в Тифлисском комитете в большинстве оказались меньшевики. Тогда оставшиеся на свободе большевики, отказавшись подчиниться партийной дисциплине, спрятали партийную библиотеку, кассу и типографию. Отсюда был уже только один шаг до окончательного раскола, который и состоялся весной 1905 года – на Кавказе образовались два руководящих центра социал-демократии, тут же начавшие отчаянную борьбу за сторонников, которую большевики постепенно проигрывали в численности – зато брали темпераментом.
Темперамент в то время был очень в цене, поскольку ЦК решил, что пора брать курс на вооруженное восстание. Молодые социал-демократы с радостью восприняли это известие и занялись подготовкой боевиков. Коба руководит созданием «красных сотен» в Чиатурском марганцево-промышленном районе, одновременно в качестве разъездного агента Союзного комитета занимается подготовкой всеобщей политической стачки. Страна охвачена революционным безумием, и острее, чем где бы то ни было, это проявляется на Кавказе. В Баку снова резня, горят нефтепромыслы. Демонстрации становятся все ожесточеннее, завершаясь кровавыми столкновениями с казаками и городовыми, в Тифлисе одна такая драка унесла жизни около 100 человек. В середине октября начинается повсеместное создание отрядов самообороны, или «красных партизан». Стало так горячо, что даже большевики и меньшевики на время помирились.
Всероссийская политическая стачка завершилась подписанием Манифеста 17 октября, который на время вывел из борьбы либеральную интеллигенцию, с упоением кинувшуюся в политику. Но что рабочим-то с того Манифеста! Их просто использовали как ударную силу, и они это прекрасно поняли. Стачка закончилась, однако столкновения с полицией продолжались, события выходили из-под контроля. Коба радостно мчался на гребне революционной волны, он был молод, полон надежд – казалось, еще немного, еще чуть-чуть, старый мир рухнет и на его обломках можно будет строить грядущее царство свободы и справедливости. Как пелось в популярной революционной песне того времени: «В царство свободы дорогу грудью проложим себе». Революция тоже была поэзией – по состоянию души. Была она поэзией и по количеству чернового труда – «в грамм добыча, в год труды». Но Иосифу было не привыкать…
Но все это – забастовки, демонстрации, боевые дружины, оружие, типографские станки и прочее, вся эта кропотливая работа партийного организатора – лишь одна сторона деятельности Иосифа. Тем-то он и был силен, тем в конце концов и взял, став над другими товарищами по партии, что они были либо чистыми политиками-теоретиками, либо практиками, «прорабами революции», Коба же совмещал в себе и то, и другое.
С самого начала, с семинарского кружка Иосиф серьезно и упорно изучал марксизм и постепенно становился если и не теоретиком, то крупнейшим на Кавказе истолкователем теории Маркса – спасибо семинарскому образованию, это он делать умел! Ко времени, о котором идет речь, он уже был известен и за границей. Примерно в 1903 году состоялось заочное знакомство с Лениным, который услышал об Иосифе от одного из его друзей, в то время находившегося в Берлине. В конце 1903 года, уже в Сибири, Иосиф получил письмо Ленина, которое тщательно, несколько раз перечитал и по старой конспиративной привычке сжег – потом он долго не мог себе этого простить.