Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Шрифт:
Поэтому неудивительно, что на следующее утро, в последний день визита, Берти и Вики пошли упрашивать Евгению, чтобы та убедила их родителей позволить им остаться. Когда Евгения дипломатично ответила, что Виктория и Альберт не смогут обойтись без них, Берти, говорят, парировал: «Не смогут обойтись без нас! Даже не думайте. Мы им не нужны, да и к тому же дома таких, как мы, еще шестеро».
Когда позже в тот день королевское семейство, в сопровождении Наполеона, отбывало со Страсбургской платформы, одна из провожающих, графиня д’Армай, заметила, что Берти «все оглядывался в отчаянии по сторонам, словно не хотел упустить этих последних мгновений в Париже».
После очередного смотра войск в Булони, который Виктория описывала как «лес штыков» (возможно, Наполеон намекал ожидающим ее офицерам Королевского военноморского флота, что его побережье надежно защищено), состоялся прощальный ужин, за которым последовали эмоциональные прощания. Дети плакали, пока их яхта отчаливала от берегов Франции, и во многом по тем же причинам, что и юная королева Мария Шотландская (наполовину француженка [54] ) тремя столетиями ранее, когда ее вырвали из уютной жизни при французском дворе, чтобы отправить властвовать над непокорной Шотландией.
54
В книге «Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга» подробно рассказано о том, какие проблемы доставило это двойное гражданство Марии (или Мари, как она сама себя называла).
Берти, возможно, был потрясен тем, что его французские каникулы неожиданно закончились, но наверняка в нем проснулось твердое желание любой ценой вернуться во Францию и возобновить веселье с того момента, на котором оно оборвалось. Словно диккенсовский бродяга, впервые вкусивший торта, он осознал, что где-то существует лучшая жизнь. И, благодаря Наполеону и Евгении, Берти уже не сомневался, что Франция и есть то место, где его всегда примут с распростертыми объятиями.
Да, именно с распростертыми объятиями, иначе не скажешь. Потому что не только торжественные церемонии оставили след в его душе. Куда важнее то, что он получил огромный заряд самооценки. После долгих лет унизительного существования в окружении сухарей-репетиторов и вечно недовольных родителей, образования, которое состояло из постоянных напоминаний о том, что он только зря изводил чернила, во Франции на него обрушился настоящий успех. Здесь его любили, хотели писать его портреты, им искренне восхищались. Он не только вел себя по-королевски на публике, заслуживая даже материнское одобрение, стирая воспоминания о домашних скандалах и истериках, он отлично танцевал, вел разговоры с императором, императрицей и их придворными и добился того, о чем в Англии не мог и мечтать: он пришелся ко двору. Он оказался хорошим собеседником. Он был своим в этой компании.
Более того, никто в Париже не косился на него из-за его немецкого акцента. Всю свою жизнь он будет неправильно произносить английскую букву R (грассируя по-тевтонски), но это только помогло ему лучше говорить по-французски.
К нему относились скорее как к достойному взрослому другу, чем как к незадачливому наследнику. Наполеон взял Берти на персональную экскурсию по столице и сам управлял экипажем. Потом они вдвоем прогуливались по террасам дворца Тюильри [55] , болтая по-мужски. Как и все остальное в парижской поездке, это был совершенно новый опыт для Берти – этот всемирно известный француз нашел время, чтобы показать ему город, поговорить о чем-то другом, только не об учебе и безумных предках по материнской линии.
55
Дворец Тюильри, построенный в XVI веке и впоследствии ставший парижским домом Наполеона Бонапарта, соединял два крыла Лувра. Он был разрушен коммунарами вскоре после падения Наполеона III, в мае 1871 года.
Нетрудно догадаться, о чем мог рассказать Наполеон своему юном у prot'eg'e [56] , сыну, о котором он давно мечтал и пытался обрести с тех пор, как женился на Евгении. Наполеон был оппортунистом, который добился императорского трона коварством и решимостью, не без помощи своей бонапартистской крови, подавив жесткую оппозицию со стороны как роялистов, так и республиканцев. Как и все, кто сделал себя сам, он наслаждался честно заработанными дивидендами. Так что невозможно представить, чтобы он не поделился некоторыми из своих секретов с английским принцем, который слушал его с благоговением и выражал восторженное восхищение всем, что видел и делал в Париже.
56
Протеже (фр.). – Примеч. пер.
– Придет день, – возможно, говорил император юному Берти, – ну тебя будут собственные придворные. И поверь мне, petit Prince [57] , у тебя отбоя не будет от женщин. Разве ты не видел, как все они хотят говорить и танцевать с тобой? Через десять – да даже пять лет – они будут падать к твоим ногам. Ты будешь выбирать из самых красивых девушек в своей стране… нет, во всей Европе. Посмотри на меня, я невысок, не так уж хорош собой, но я могу получить любую женщину, лишь щелкнув пальцами. Конечно, Евгению это не слишком-то радует, но я сделал ее императрицей, и она благодарна мне за это. Твоя принцесса будет так же терпима к тебе.
57
Маленький принц (фр.). – Примеч. пер.
Произнося такие речи, покоритель мира наверняка беспечно попыхивал сигарой, что тоже было в новинку для Берти, поскольку оба его родителя испытывали отвращение к табаку. Как и распутный нрав Наполеона, курение сигары было знаком отличия, которому Берти соответствовал всю свою жизнь, пока болезнь легких не сгубила его.
Если Берти и был для Наполеона сыном, о котором тот всегда мечтал, то Наполеон был для Берти отцом, которого ему так не хватало, и неудивительно, что мальчик сказал императору: «У вас очень красивая страна. Я бы хотел быть вашим сыном».
Евгения тоже расточала Берти знаки внимания и ласки, и, пожалуй, даже больше, чем во время визита в Лондон. Теперь, когда она была беременна и пропускала большинство публичных мероприятий, Берти чаще общался с ней наедине, в интимной обстановке ее boudoirs [58] . Красивая женщина в положении, да еще в компании впечатлительного, изголодавшегося по нежности подростка – это прямо-таки гремучая смесь.
И внимание Евгении усиливалось интересом со стороны ее вездесущих компаньонок, восхитительных dames d'honneur [59] , которыми Берти любовался на групповом портрете во время посещения «Экспо». В отличие от его матери, императрица выбирала фрейлин за их красоту и остроумие, а вовсе не за «голубую кровь» и любовь к собакам.
58
Будуар (фр.). – Примеч. пер.
59
Фрейлина (фр-)* – Примеч. пер.
И не то чтобы Евгения или ее эротический антураж намеренно возбуждали тринадцатилетнего мальчика. Вокруг них увивалось немало воздыхателей, на которых можно было обратить свои чары. Но они были болтливы и очаровательны, соблазнительны в своем кокетстве и со стороны больше напоминали компанию подружек, чем суверена и служанок. И когда в Версале, блистательные в своих бальных платьях, эти аристократические французские femmes fatales [60] нежно обнимали Берти или позволяли ему кружить их в вальсе, их обнаженные плечи и ободряющие улыбки пьянили юношу похлеще Champagne [61] .
60
Роковые женщины (фр.). – Примеч. пер.
61
Шампанское (фр.). – Примеч. пер.