Самый лучший демон. Трилогия
Шрифт:
Додумать ей не дали. Блондинчик, облаченный в ярко-малиновую шубу из невиданного зверя, осуществил вторую часть плана, только что придуманного лекаркой. То есть, заорал. Да так, словно его живьем резали. Голос у него оказался изумительным. Такой тонкий и пронзительный фальцет мужчины обычно приобретают, пережив всего одну, но несколько неприятную, операцию.
— А почему утром? — обалдело поинтересовалась ведунья, морщась от режущего уши визга.
«Попугайчик», видимо от неожиданности, перестал голосить, и захлопнул рот.
— Чего утром? — ошарашенно спросил он.
— Ну, к любимым вроде
— Я темноты боюсь, — интимным шепотом пояснил «попугайчик» с надрывом хлюпнув носом.
Он засуетился, видимо решив, что вступление у него вышло не слишком удачным. Вытянул откуда-то из недр своей небывалой шубы платок, больше смахивающий на скатерть, и элегантно отер тоненькие, как перышки, усики, независимо поглядывая в серенькое небо. Арху снова цапнула недодуманная мысль — и снова беспредметно.
— Печально, — протянула лекарка, пытаясь поймать за хвост ускользающую догадку.
— Прошу прощения, леди, за то, что я вас напугал, но обстоятельства…
— Да, по-моему, вы испугались больше, — разглядывая галантно кланяющееся недоразумение, ляпнула девушка.
Недоразумение моментально прекратило раскланиваться и обиженно насупилось. А ведунье подумалось, что Адин и это чучело — воплощенная иллюстрация к классическому высказыванию про то, что любовь зла. Белокурый рослый ивтор с кроткими лазоревыми глазами и вечной полуулыбкой даже мысленно не хотел вставать рядом с этим… разряженным недомерком. Хотя, может быть, девушка была и несправедлива. Вполне возможно, что этот попугайский вид служил только для отвлечения внимания. Эдакий защитный кокон.
— Как бы то ни было, но прошу меня простить, леди, дела. Позвольте удалиться, сохраняя в душе…
— Уже? Зачем же через стену надо было лезть? — удивилась Арха.
Блондин насупился еще сильнее, все больше и больше напоминая обиженного жизнью хомяка. Хотя в чем-то лекарка его понять могла. Он пытался быть галантным, а злая ведунья, кажется, не дала ему еще ни одной фразы до конца договорить.
— Мне нет смысла здесь оставаться далее. Момент упущен, — пояснил он грустно, — и у меня нет шансов появиться перед ним неожиданно, сложив к его ногам свою любовь.
— А сложить любовь без неожиданных появлений нельзя?
— Это не столь эффектно, а буднично и пресно, — поморщился тонкий ценитель прекрасного. — Все должно происходить вовремя и только тогда, когда искренность твоего жеста смогут оценить по достоинству. Я ни сколько вас не виню за то, что вы своим появлением помешали встрече двух искренних, но страдающих сердец. Видимо Тьма…
— Делать Тьме больше нечего, как следить за страдающими сердцами, — пробормотала ведунья.
Крючки, засевшие у нее в голове, один за другим вспыхивали крохотными искрами.
«Все должно происходить вовремя и только тогда, когда искренность твоего жеста смогут оценить по достоинству…».
И платок, который оказался не платком. И мешающий император… Вид, служивший только для отвлечения внимания, эдакий защитный кокон…
Арха развернулась на каблуках, прижимая к груди ребенка, элегически созерцающего небо, и помчалась к дому.
— Леди, куда же вы, леди? — неслось ей в след. — Не будите ли вы столь любезны указать мне выход из сада? А-то я сам не перелезу через стену…
Лекарка притормозила, прыснув колким снегом из-под каблуков. И развернулась к «попугайчику».
— А как же вы сюда-то попали? — изумилась она.
— Меня слуга подсадил, — смутился блондин.
Арха кивнула и припустилась к двери, оставив взывающего к ее совести романтика искать выход самостоятельно. Еще один крючок вспыхнул яркой искрой. Это еще не было пониманием, но догадки у ведуньи появились.
В дверях ее перехватил дворецкий. Точнее, Арха думала, что надменный бесс был именно дворецким. Но она, не слишком разбираясь в иерархии прислуги, вполне могла и ошибаться. Оказалось, что особняк буквально набит лакеями всех и всяческих мастей. Это сама лекарка, пока носа из своей спальни не высовывала, никого, кроме нянюшки, и не видела. А, может, слуги ей на глаза не попадались, пока статус девушки не был официально утвержден. Это раньше ведунья считалась неведомой зверушкой. А теперь она — собственность лорда. Что бы это не значило на самом деле.
Вот этот самый дворецкий Архе и сообщил, что, оказывается, господа ждали ее в столовой, куда завтрак уже был подан. Не сказать, что у ведуньи проснулось горячее желание посетить общую трапезу. Слишком уж неприятные воспоминания у нее были связаны с утренней кашкой лордов. Но желание поделиться своими догадками просто распирало лекарку изнутри.
Поэтому Арха всучила оторопевшему дворецкому сверток с ребенком и, подхватив подол, поспешила в ту самую столовую. Смутно надеясь, что не заблудиться по пути в коридорах и проходных комнатах.
— Доброе утро, — поприветствовала она всех собравшихся, персонально одарив каждого из присутствующих сияющей улыбкой.
Просто, не смотря на очередную бессонную ночь, ей вдруг захотелось быть вежливой и милой. Ну, сколько можно поперек их правил идти? Вот только в ответ лекарка заработала неодобрительный взгляд Адина. Кажется, она опять нарушила какие-то правила. Но все знания, которые в голову ведунье пытались впихнуть блондин с Шаем, успешно оттуда уже выветрились. Девушка помнила только то, что нельзя мизинец в сторону отставлять.
— Доброе утро, мистрис Арха, — поприветствовал ее Дан, дождался, пока ведунья займет свое место и только после этого расстелил салфетку у себя на коленях.
Видимо, это послужило знаком, что все остальные могут отмереть и перестать изображать из себя изваяния. А завтрак решили посетить все, кроме Тхия. Арха бы предпочла, чтобы остался рыжий, а не демонесса. Вот почему бы ей, ради разнообразия, не поохранять Его Императорское Величество? Но мнения лекарки опять спросить забыли.
Девушка мрачно посмотрела на салфетку, на приборы, поблескивающие отполированным серебром рядом с тарелками. На слугу, торжественно вносящего фарфоровое нечто, в котором, судя по ее прошлому опыту завтрака, находилась каша. И приняла твердое решение послать весь этикет во Тьму. Как говаривала ее бабушка: «Старого пса новым трюкам не обучишь…». Арха, конечно, старой себя пока не считала, но дрессировке действительно поддавалась с трудом.