Самый лучший комсомолец. Том четвертый

Смолин Павел

— Корни у нас одни — Советские! — потянулся я. — Это все?

— Пока всё, — ухмыльнулся родной дед.

— Пойдемте тогда может мой план города-сказки посмотрим-обсудим? — предложил я.

— Совестится, — кивнув на меня, поведал Андропов Судоплатову.

— Молодой еще, — вздохнул и тот.

Повернувшись ко мне, дед Юра схватил меня за плечи и придавил взглядом:

— Если бы они такое провернуть смогли — даже сомневаться бы не стали. Америка — это зло, Сережа, грабежом и смертью прирастали, и их такое положение дел устраивает.

Церемониться и договариваться с ними бесполезно — разве не ты мне это говорил?

— Да все понимаю, — поморщился я, мягко убрав дедовы руки. — Совесть отдельно, рациональное мышление — отдельно. И последнее доминирует. Наше дело правое, враг будет разбит — для меня это не пустые слова и старый лозунг, а девиз моей жизни. Я еще чего-нибудь придумать постараюсь, темпов сбавлять нельзя — глядишь и из Вьетнама войска выведут, чисто чтобы народ отвлечь.

— А скоро жиды на арабов полезут, — довольно потер руки Судоплатов. — И мы там…

— Это Сереже знать пока не нужно, — одернул Андропов.

— Жаль, — расстроился любопытный я.

— Пошли план смотреть, — поднялся на ноги деда Юра. — Ты — хороший человек, Сережка, но иногда хорошим людям приходится совершать плохие поступки.

— Главное — себя не потерять, — поднялся и дед Паша.

— Слушаюсь, товарищи старики, — встав, отвесил им пионерский салют. — Пойдемте.

— Там на Алтай староверы из Бразилии просятся, — по пути огорошил новостью Андропов.

— Надо пускать!

— Пустим, — подтвердил он. — У нас там бабы одни, а у «бразильцев» как раз дефицит. По телевизору покажем, иностранных журналистов пригласим — будет другим пример. СССР большой, всех вместит. И ферму твою страусиную масштабируем — еще одну откроем неподалеку, специалистов-негров Африканских пригласим.

— Негров завозить нормально, — одобрил я. — Че им в Африке ловить? А нам рабочие руки всегда нужны. Лишь бы друг друга и коренное население не жрали.

Деды совершенно расистски гоготнули.

— Диких не пустим, только выпускников наших же школ и ПТУ — там хватает, — успокоил Андропов.

— Кстати о расовом вопросе, — решил я напомнить о важном. — Что с административной реформой?

— И сюда залез! — хмыкнул дед Паша.

— Нормально все с реформой, не переживай, — успокоил дед Юра. — Ждем ключевого события.

— Польшу?

— Польшу, — подтвердил он.

— У меня монтажер документалку собирает с названием «Польский фашизм: режим Санации», — поделился я планами. — Посылы там совершенно однозначные — до внутреннего одобрения всего вплоть до карательных расстрелов особо буйных шляхтичей.

— До такого не дойдет, — фыркнул Андропов. — За зверя-то меня не держи.

— Но руки чешутся, — поделился чувствами Судоплатов. — Не страна, а сплошная головная боль — сначала цари мучались, теперь вот нам приходится.

— И отдавать нельзя, — поддакнул я.

— Да черт с ними, нам не жалко раз в пару десятилетий по головам настучать, — пожал плечами деда Юра. —

Но может и проявят обучаемость в этот раз. Сценарий пришли мне, на кино времени нет, перед сном почитаю.

— Пришлю, — пообещал я.

Проходя мимо второй гостиной, услышали обрывки оживленных женских разговоров и смущенный бубнеж мужиков.

— Развлекаются дамы, — улыбнулся Андропов. — Виталина молодец, — снова переключил внимание на меня. — Очень важный штрих к решению «польского вопроса» добавила — мы через того банкира деньги перекачивали, а теперь его, получается, «замолчали». Но не мы, а заказчики бунта.

— Приятно, когда спецслужбы работают как положено, а не в обороне сидят, — одобрил я.

— Считай вложения в свою подготовку разом окупила, — продолжил дед. — Пусть живет долго и счастливо, тебя бережет. Настя в отчете писала — плакала твоя «ловушка», по тебе тосковала. Но дело сделала как положено.

— Мне с ней хорошо, — само собой я не был против.

Зашли в комнату, я усадил дедов за стол, расстелил перед ними ватман и включил настольную лампу — пожилые же, им света побольше надо.

— А «легенда» где? — сразу же ткнул меня носом в некомпетентность дед Паша.

— Ща, — вооружившись карандашиком, расписал «легенду».

Деформация — у меня-то в чудо-голове все значки сразу расшифровываются, привык.

— Я шестьдесят миллионов совхозных заберу, — проинформировал я, пока они рассматривали план. — Там сотня с лишним мертвым грузом лежит, доходность без учета урожая — полтора «ляма» в месяц, не обеднеют, а мне город строить, который первое время будет привычно убыточный.

— Одобрим, — отмахнулся дед. — А где люди работать-то будут? — заметил отсутствие заводов. — НИИ и студий на всех не хватит.

— Не хватит, — подтвердил я. — На днях поеду по министерствам, будем придумывать чего в тех краях не хватает, если надо — за бугром куплю. Но так, на вскидку, всегда нужны мебель, — начертил контуры в пустой промышленной зоне. — И шмотки. Леса там бесконечные считай, поэтому еще бумагоделательный комбинат — для типографий и туалетной бумаги. Еще мне бы хлопка, предметы женской гигиены производить. Ну и с презервативами надо что-то делать — дефицит чудовищный, в местах скопления комсомольцев от этого венерические заболевания и нежелательные беременности процветают. Япошки их делать умеют, оборудование куплю.

— С хлопком у нас не очень, — вздохнул дед. — Но в Африке кое-чего разворачиваем. Товарищ Рашидов себя пяткой в грудь бьет — можем мол больше давать, но хрен там — из ниоткуда не возьмется, пришлось его в подвал сажать к трем академикам, которые ему объясняли как хлопковое хозяйство работает. Под утро прямо обновленный вышел, — обожженная рожа деда расплылась в ехидной улыбке. — Спасибо, говорит, Юрий Владимирович, открыли глаза. Грозится аппарат свой перетряхнуть за очковтирательство.

Поржали — не будет в этой реальности никакого «хлопкового дела», и слава богу.