Самый Лучший Ветер
Шрифт:
Мы пожали друг другу руки, и я в странных чувствах пошел к себе в общагу. Несколько раз мы потом встречались у тетки Марины, бывать у которой я любил, он с интересом расспрашивал о моих делах, но о себе ничего не рассказывал, и на этом все.
И вот теперь впервые в жизни я шел к тетке не просто так, а по делу, рассчитывая встретиться с Игорем или хотя бы узнать, где его можно найти, и от этого мне было не по себе. Остановился у знакомого дома, оценил изменения за последний год. Добавился мощный глухой забор вместо прежнего расписанного рунами штакетника и во дворе вырос здоровенный гараж на две машины с выездом
— Тёма! — нараспев произнесла она. — Здравствуй! Ну наконец-то к нам, целый год тебя не видела.
— Здравствуйте, теть Марин, дела, теть Марин, — оправдался я. — У деда вот тоже был полгода назад, и все.
Тетка полезла обниматься, а потом потащила меня в лавку, начав всхлипывать и утирать глаза.
— У вас у всех дела, деловые такие, — пожаловалась она. — Мой вот тоже дома не ночует, раз в неделю приходит. Неладно у него что-то в последнее время, ты не знаешь чего-нибудь случайно?
— Откуда, теть Марин, — удивился я. — Он здесь, я там. Давно не виделись. А у вас как дела?
— Хорошо, слава богу все, — успокоилась она и вернулась за прилавок. — Народу у нас на выселках прибавилось в последнее время жуть сколько. Прямо и не выселки, а целое село теперь. Покупателей больше стало. А Игорь в лавке помогать не хочет, у него свои дела. Хочу вот помощницу брать, а то все одна да одна, только здесь и живу.
— Это же хорошо, — успокаивающе сказал я. — Дела идут, значит. А я вам специй заморских привез, полную сумку, помочь, так сказать, бизнесу.
— Ой, Тёма! — обрадовалась она, — редкость-то какая! У нас-то они дороги, черный перец и тот полгода назад видела, а уж про лаврушку и молчу. Не буду продавать, себе оставлю.
— Вам виднее, теть Марин, — согласился я, выкладывая на прилавок один за одним плотно упакованные пряно пахнущие пакеты.
— Конечно, виднее, — хватала она бумажные свертки, открывала и с наслаждением нюхала. — Ой, мамочки! Апчхи! На осень оставлю, буду помидоры с огурцами мариновать, а то укроп один с петрушкой, да смородиновый лист, вот и все приправы. Вот угодил так угодил!
Я довольно улыбался, вытаскивая все из сумки, и сам начал чихать от взметнувшегося в воздух перца. Тетка ловкой белочкой прятала пакетики под прилавок, положив отдельно себе в карман пяток тщательно выбранных.
— Мы теперь на аэродроме у дружинников будем останавливаться, — обрадовал я ее. — Так что чаще заходить буду, через неделю-две еще принесу.
— Ой хорошо, — заулыбалась она. — Мы тебе всегда рады, и Арчи, и Далину, вместе заходите. А на городском аэродроме что, разонравилось или дорого?
— Разонравилось, теть Марин, — вздохнул я. — Да и дорого. И вот по этому поводу мне бы Игоря увидеть.
— Ой, — прижала она ладони к щекам, — я быстро, посиди в лавке немножко. Тут охламоны его какие-то, шпана самая настоящая на улице постоянно крутится, я сейчас попрошу кого-нибудь чтоб домой бежал.
Я согласно кивнул головой и вместе с ней вышел на крыльцо, отворяя двери нараспашку, чтоб проветрилось немного. Тетка вышла на середину улицы, огляделась и, заметив кучку пацанов лет по двенадцать-четырнадцать, направилась прямо к ним. Пацаны при виде приближающейся тетки подобрались и чуть ли не начали кланяться. Внимательно выслушали ее, потом один, видимо самый быстрый отделился от компании и дунул вниз по дороге в сторону города. Тетка шустро вернулась обратно, по пути доставая и с наслаждением нюхая пакетики с приправами.
— Вот что, Тёма, — подошла она ко мне. — Я в лавке буду до самого вечера, а ты иди домой, суп разогреешь с фрикадельками, там еще чай с пирогами есть. Поешь и отдохни. Игорь там у нас еще душ наладил, ополоснись с дороги. Вот знала бы, на той неделе еще помощницу взяла. Вечно вы, как снег на голову.
— Хорошо, теть Марин, — послушно сказал я и, прихватив сумку, через незапертую калитку прошел на двор.
Во дворе с удивлением заметил здоровенный внедорожник гномской работы на гусеницах с передним управляющим колесом. «Не шутит Игореха» — подумал я и ушел в дом. Там разулся и, нацепив тапочки, с удовольствием принюхался к запахам с кухни. Пока мылся, ужинал и курил во дворе, совсем стемнело. Потом вернулась тетка и взяла меня в ежовые рукавицы. Пришлось еще раз пить чай и рассказывать все последние известия, какие только знал. Игорь все не шел, и я перестал его ждать, решив выйти в последний раз перекурить во двор перед сном уже заполночь. Вышел и с тоской подумал, что вот опять не взял с собой револьвер, да сколько же можно. Чья-то темная фигура сидела на лавочке, и я замер не дыша, нащупывая пути к отступлению. Силуэт зашевелился, невидимые во тьме руки зажгли спичку, прикуривая, и я с облегчением узнал в дрожащем свете огонька Игоря.
— Здорово, братуха, — донесся до меня приглушенный голос. — Присаживайся.
— Здорово, — выдохнул я и направился к лавочке. — Чего в дом не идешь?
— Нельзя, — объяснил Игорь с усмешкой. — Во-первых, поговорить не даст, а во-вторых, дали мне понять на днях, что видеть меня тут не желают. Совсем, под угрозой решительных действий. Вот так.
— Ух ты, — удивился я, обнимаясь с Игорем. — Это кто же такой смелый?
— Дружина, — со вздохом сказал он. — Оне, басурманы. Еле удалось насчет матери договориться, чтоб не трогали. Но взамен условие, чтобы и носу моего тут не было.
— Дела, — ошарашенно посочувствовал я. — Попадос. А из-за чего?
— А то ты сам не соображаешь, — с усмешкой сказал Игорь. — Не лепи горбатого. Кто сегодня на аэродроме шухеру навел, не скажешь? Я, как узнал, прямо загордился. Лихо вы.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Так обстоятельства сложились.
— Обстоятельства, ага, — вполголоса засмеялся он. — А караулку кто вынес, ты или Далин? Или тоже обстоятельства?
— Я, — пришлось признаться мне. — Далин на шухере сидел, за пулеметом.
— Вот видишь, — одобрительно ткнул он меня кулаком в плечо. — Все-таки есть в тебе капля жульнической крови, есть. У нас как узнали, оценили, прямо тебе говорю, уважуха. Аэропортовская бригада кипятком ссыт, вот потеха. Под дулами пулеметов обнесли, хе-хе.
— А ты сам не знал, что нас так встретят? — спросил я его о наболевшем.
— Нет, — серьезно ответил он. — Ни сном ни духом, гадом буду. Если б знал, предупредил бы, ты не думай. Но только те, что поганку готовили, знали, наверное, про тебя и про меня. Я ж секретов не делал по родству.