Самый младший лейтенант. Корректировщик истории
Шрифт:
Смотрел Женька в окно, сидел, как учили, – поодаль от проема. Что-то долго наставницы не было. Сырость начала рядового Землякова пробирать – ноги стыли. Вдали все ухала артиллерия, раздавались разрывы и поближе – видимо, немцы бомбили какие-то объекты в городе. Женька расслышал выстрелы зениток.
Дерутся люди. На юге гвардейцы пытаются отбросить обратно за Мжу 11-ю дивизию немцев. Бьется за Коротич 303-я стрелковая дивизия. Спешно окапывается и ставит мины только что подошедшая 19-я стрелковая. А огромный город почти пуст. Мало войск. Атакующих немцев
Винтовка пахла холодным металлом и еще чем-то чужим. Потом немецким? Вряд ли, на холоде все давным-давно выветриться должно. Или это так смерть пахнет? Женька пересилил себя, плотнее прижал к себе тяжелое тело «маузера». Вот сделали «курца» [12] где-нибудь в Зуле, и отправился ствол во Францию, потом сюда, на Украину. Нет, на клейме 39-й год, значит, где угодно винтовка успела побывать. И сколько из нее людей убили, гадать вовсе незачем. Не винтовка убивает, а человек-стрелок. «Маузер» – просто хорошо продуманный предмет военного назначения. Так, по крайней мере, Катерина утверждает. Трофейный «Р-38» начальница тоже оставила – кобура с пистолетом лежала у Женьки за пазухой, пахла хорошей кожей. Начальница сказала, что должна выглядеть уставно, с патрулем некогда ругаться, и посему временно изъяла у подчиненного штатный «ТТ».
12
Речь идет о магазинном карабине Mauser 98k (Kurz – «короткий»).
Внизу остановилась машина. Женька сверху ничего не разглядел, высовываться не рискнул. Может, Катрин подкатила? С полевой кухней на прицепе? Было бы недурно.
Начал Женька соображать, что было бы лучше – гороховая или пшенка? Впрочем, главное – чтобы тушенки вдоволь бухнули. Да можно и просто тушенку с хлебом.
На лестнице скрипнули висящие над пролетом перила. Кто-то приглушенно выругался. Женька насторожился – зачем бы это сержантше тащить сюда посторонних? Или капитан Варварин уже в городе? Нет, в Отделе так шумно ходить не принято.
Женька глянул на вещмешок со спецтехникой и осторожно двинулся к лестнице.
Трое бойцов уже поднялись мимо квартиры, стояли выше. Перед ними был полуразрушенный лестничный марш, но красноармейцы явно намеревались его преодолеть – на чердак целили.
– Ну що там? – спросили снизу.
Женька с опозданием заметил толстого гражданского дядьку – тот стоял у первого этажа, придерживая у ноги грязный мешок. Мародерничают, что ли? Не похоже – бойцы боевого вида, да и все ценное из квартир давным-давно растащили соседи.
– Поднимайся, – ответил младший сержант с автоматом на плече. – Да не бзди, крепкая лестница.
Дядька неуверенно начал подниматься, осторожно неся тяжелый мешок.
Женька сообразил, что если здесь решат устроить наблюдательный пункт или иную боевую позицию, то запросто наткнутся на младшего лейтенанта Землякова. Доказывай потом, что ты не верблюд. Черт, нелепость какая. Лучше уж самому…
Женька
– Товарищи, вам что нужно? Дом занят 179-й бригадой.
Все четверо от неожиданности замерли. Коренастый рядовой ухватился за гранату, торчащую за ремнем, но младший сержант успел цапнуть товарища за плечо. Все смотрели на Женьку, на новенькие погоны на его плечах. Младший сержант улыбнулся:
– Виноваты, товарищ лейтенант. Не в курсе были. А вы что здесь делаете-то?
– Что нужно, то и делаю, – сурово отрезал Женька. – Дом занят спецотделом штаба бригады.
Бойцы спускались к нему. Все трое крепкие, подтянутые. Даже раненый, со смешно подвязанной бинтом челюстью, двигался уверенно.
– Занято так занято, – податливо согласился младший сержант. – Вы, товарищ лейтенант, нам парочку бойцов на пять минут не выделите? У нас машина заглохла. Мы в долгу не останемся – продукты везем.
– Не положено, – сурово сказал Женька. – Сами справляйтесь. У меня народ еще на марше.
Бойцы тесно встали рядом. Слегка заросшие, веселые лица. Небось гвардейцы. Духом не падают. Женька и сам невольно улыбнулся.
– Пойдем мы, – сказал младший сержант. – У вас, часом, закурить не найдется?
Они уже не улыбались, только смотрели насмешливо. Вот рослый раненый, тот продолжал скалиться. Держал руки на немецком автомате, висящем на груди, и лыбился. Довольно бессмысленно. На исцарапанном, украшенном большущим кровоподтеком лице улыбка казалась фальшивой.
У Женьки екнуло сердце.
– А, товарищ лейтенантик, не так що-то? – приглушенно спросил коренастый боец и крепко взялся за Женькину винтовку. – Подворотничка у меня нечистый, га?
– Только тише, – поспешно напомнил снизу дядька.
Женька попятился в глубь квартиры, но боец удержал за винтовку:
– Поздно лякатыся [13] , жиденок…
«Зарежут», – понял Женька.
– Ой, ребята, а что здесь такое? – звонко осведомились снизу, – Катрин стояла на груде кирпича, задрав светловолосую голову. – Женечка, родной мой, я ж всего на пять минут задержалась.
Рука раненого мягко переместилась на рукоять пистолета-пулемета. Коренастый потянул из-за пояса «РГД».
– Кажись, мы товарищам офицерам свиданье спортили, – спокойно заметил младший сержант.
13
Пугаться (укр.).
Катрин уже шла наверх. Изящно, бочком проскользнула мимо усатого толстяка.
– Женечка, пойдем, милый, в соседний дом. Сыро здесь, – девушка зябко сунула руки в карманы шинели. – Пусть бойцы располагаются, мне все равно полчасика времени осталось, – Катрин лучезарно улыбнулась.
– Ото шикарна краля, – отчетливо сказал коренастый.
«Нужно предупредить, Катька прямо на нож лезет», – в ужасе понял Женька, но было уже поздно – наставница стояла в двух шагах от сгрудившихся на площадке мужчин. Продолжала очаровательно и бестолково улыбаться.