Самый неподходящий мужчина
Шрифт:
— Вам придется объясниться конкретнее.
— Не могу.
— О чем, ради всего святого, вы говорите? Государственные тайны? — Заметив промелькнувшее на его лице выражение, она сделала большие глаза. — В Чейнингсе?
— Не надо.
Мягкое предостережение заставило ее замолчать, но мысли лихорадочно завертелись. Государственные тайны в Чейнингсе? Это не имело смысла, но все инстинкты кричали об угрозе. И это не опасность зова плоти. Эта мысль привела ее в трепетное волнение.
— Что это? Шпионы? Если
— Ну так поехали. Вы можете быть компаньонкой Дженивы.
— Что? — Она вырвалась. — Я последний человек, которого она захочет видеть рядом, и не собираюсь целую неделю или больше сидеть с ней и Эшартом взаперти.
Он сократил разрыв между ними.
— Вы будете сидеть взаперти еще и со мной. Греховный трепет пробежал по телу.
— В Чейнингсе, — подчеркнула она, отступая. — Затхлом, сыром, обветшалом и насквозь промерзшем.
— Мы придумаем, как согреться. Ее спина уперлась в полки.
— Там собачий холод. Мы подхватим воспаление легких. Он поставил руки по обе стороны от нее и наклонился ближе:— Вы же сильная и крепкая, и у вас есть ваши красивые, густые меха. — Он протянул последние слова, превращая ее мысли в туман.
Из-за его роста она чувствовала себя окруженной со всех сторон, но не возражала, особенно когда от его мягкого, низкого голоса по ее коже бегали мурашки, как от прикосновения этих самых мехов.
— Поехали, — уговаривал он. — Вы убедите всех, что не страдаете от неразделенной любви, и сможете отбыть с развевающимися знаменами.
Ей понравилась такая перспектива.
— Поцелуйте меня, — прошептала она, — и, может быть, я поеду.
Его губы прижались к ее губам, и она расслабилась. Она обняла его за шею и наклонила голову набок, чтобы больше насладиться им, потрясенная тем, как простой поцелуй может затопить все тело восхитительным удовольствием.
Дамарис оттолкнулась от стены, чтобы быть ближе, и его руки обвились вокруг нее. Она бы слилась с ним, растворилась в нем, если б могла. Она никогда не знала такого блаженства, не ведала, что оно существует. Девушка повернула голову, пытаясь быть еще ближе, открывая рот шире, чтобы исследовать его жар и вкус...
Он оторвался, и Дамарис открыла глаза.
— Ты выглядишь удивленным, — сказала она улыбаясь.
— Скорее, потрясенным. Но ты поедешь в Чейнингс? Ты определила поцелуй в качестве платы и получила его.
Она оттолкнула его, но он схватил ее за руки:
— Я не то хотел сказать.
— Вы говорите много того, чего не хотите! — возмутилась она.
— Только с вами.
Она перестала вырываться.
— Мне это нравится.
— Мегера, — сказал он, но с теплотой в глазах. — Это имеет смысл, Дамарис. Вы ведь не хотите оставаться здесь?
— Но Чейнингс?.. — И я. — Он опустил руки ей на талию, а она положила ладони ему на плечи,
Она знала, что ее чуть раскосые глаза делают ее похожей на кошку, но до сих пор считала, что это плохо.
— А не будет ли это неприлично? Эшарт и мисс Смит? Вы и я?
— И вдова. И леди Талия тоже будет там. Она любит Джениву и хочет навестить дом своего детства. — Он начал осыпать поцелуями ее нос, щеки, снова губы. — Вы поедете?
— Сатана, — пробормотала она, пытаясь думать. Холодный, мрачный дом. Вдова. Эшарт и мисс Дженива, влюбленные до тошноты. Фитцроджер. Таинственный Фитцроджер, которого ей хочется узнать ближе. Еще поцелуи...
С Эшартом и мисс Смит, изнемогающими от любви друг к другу, и их дуэньями — двумя старыми дамами, которым требуется вздремнуть, разве не будет достаточно времени наедине с ним? Мудрая женщина бежала бы от этого как от чумы, но могла ли она быть рассудительной, когда его губы мягко играли на ее губах?
Осталось так мало времени до того, как она станет благоразумной, — поедет в Лондон и найдет подходящего мужа...
Она отодвинулась, ощущая, как одежда прикасается к чувствительной коже. Соблазн боролся со здравомыслием, и трезвость не проиграла окончательно. Девушка взяла его лицо в свои ладони.
— Вы обещаете, что не соблазните меня там?
Его глаза округлились, но взгляд остался твердым.
— Я обещаю не совращать вас нигде, Дамарис. Не потому, что моя низменная натура не захочет, просто честь не позволит. И еще. У меня здоровый инстинкт самосохранения. Мне бы не хотелось сделать Родгара своим смертельным врагом.
Дамарис глубоко вздохнула.
— Тогда, если Дженива сможет это вынести, я поеду в Чейнингс.
Он отступил назад.
— Хорошо.
Дверь библиотеки открылась. Они обернулись. Вошел Эшарт.
— Радуйтесь! Я все еще цел и невредим. Мисс Миддлтон согласилась поехать с нами?
Дамарис воззрилась на Фитцроджера, больно задетая. Он только что поцелуями добился от нее согласия на уже утвержденный план. И почему Эшарт разговаривает так, словно ее здесь нет?
— Мисс Миддлтон согласилась, — раздраженно бросила она, что заставило Эшарта хотя бы взглянуть на нее.
Настороженно, с удовлетворением отметила Дамарис. Она не гордилась своим недавним поведением. Но ей нравилось, что могущественный маркиз Эшарт нервничает из-за нее. Он поклонился:
— Мои извинения, мисс Миддлтон. И заранее прошу прощения за неудобства Чейнингса.
— Я была там, милорд.
Он на мгновение нахмурился, прежде чем сказать «Ах да».
Дамарис скрипнула зубами. Неужели этот несносный человек даже не помнит? Он ведь тоже был там, оказывал ей знаки внимания, очаровательно ухаживал за ней. Точнее, за ее деньгами.