Самый приметный убийца
Шрифт:
– Начальником штаба отряда номер один назначаю… Виктора Маслова! Пионер Маслов! Принять отряд!
– …отряда номер два – Александра Приходько! Пионер Приходько, принять отряд!
– …отряд номер три – Светлану Приходько.
– …отряд номер четыре – Анастасию Иванову.
Ага! Зашевелилось болото! И ужасно, и превесело было смотреть на испуганные выражения на лицах этих вот малолетних негодяев. Только что стояли, насмешливо, с ленцой изображая маршировку, вальяжно вскидывая ручонки в кривых, вялых салютах – и вдруг – на тебе, пыльным мешком по голове. Аж животы повтягивали.
«А
На удивление, первое время так и получилось.
Ребята, а тем более девчонки, облеченные доверием и какой-никакой властью, демонстрировали редкую активность. Общими усилиями привели в порядок пионерскую комнату, которая до того имела вид невеселый: колченогие стулья, облупленный стол, на окошке – покойник-фикус и барабан без палочек. Украсили стены лозунгами, плакатами, повесили доску объявлений, запустили даже «боевой листок».
Неопытная Оля преждевременно воспряла духом. А как же, все шло как по писаному: собирались штабы дружины, серьезно, по-взрослому, обсуждали газеты, хмуря брови анализировали обстановку в мире. Вдумчиво, неформально подбирали строевые песни, без труда соглашались и организовывались на строевые походы по улице под барабан.
Беда заключалась в том, что в какой-то момент Оля утратила бдительность. Или не совсем правильно поняла мысль о том, что старший вожатый – не нянька. Она вдруг вообразила, что лица, облеченные властью, вполне созрели для самостоятельности и способны сами что-нибудь предложить. Ну хотя бы на уровне отрядов, звеньев… надо же своим умом когда-то начинать. И потом, все они там друзья-подружки, поймут, что им стоит.
Вот пусть вожаки обдумают, предложат, а то на все готовенькое!
И вот именно тут получилось точь-в-точь как на плавуне озерном: делаешь широкий гордый шаг на ровненькую распрекрасную зеленую лужайку, а под ногой пустота и не на что опереться.
Тупые оказались вожаки, в пустых их тыковках не было ничего, никаких своих идей. И, что самое противное, не желали они отвечать ни за кого, кроме себя! Когда же их начинали принуждать к самостоятельному думанью и требовали инициативы, то все они – от мелкой Ивановой до тринадцатилетнего Маслова – прибегали к взрослому, бесспорному саботажу. Уличенные в этом грехе, скандалили, огрызались и замыкались в гордом молчании.
Характер у Оли присутствовал, упорства было – не занимать. И все-таки совершенно очевидно было, что она на грани отчаянья.
Она и сама это признавала, пусть даже и по секрету:
– Я понимаю, о чем ты думаешь!
– Серьезно? – удивился Колька, который вообще ни о чем не думал.
– Да, – заверила Оля, – что на Лидию можно было плевать, она постоянно чепуху несла.
– Ах, это… да-да.
– …да. Но ведь она все-таки старшая, пусть и дура набитая, и по-своему пыталась решать воспитательные задачи. Нельзя же так откровенно плевать на взрослых!
Тут Колька не удержался:
– И что, взрослые правы уже в силу того, что они – взрослые?
Оля твердо заявила, что в данном случае именно поэтому:
– …и
«Мощно развернула, впечатляет», – признал Колька и счел за благо не настаивать.
В отличие от него самого, Оля субординацию понимала хорошо, пусть и по-своему. Сама же порой Лидию изводила… хотя всегда с почтением, и за рамки не выступала.
– Что, не права я? – требовательно спросила Оля, наблюдавшая за ним.
Коля немедленно отозвался:
– Да нет, наверное, права. Уважение должно быть, понимание и все такое. Особенно если человек в мундире, то есть при власти.
– Конечно! И с полномочиями! И тебе вот говорят, как взрослому, как сам ты давеча верно отметил: отвергаешь – предложи! А эти только носами вертят: все у вас не так, не по-людски, а как надо – не знаем. Ничего себе, штабисты отрядные, не дружина, а…
Она задумалась, подбирая слово.
– Шайка? – предложил вариант Колька.
Оля почему-то заупрямилась:
– Ну не так же сразу. Но ничего хорошего, это точно. А там и до беды недалеко.
Вот тогда-то и прозвучало Колькино предложение:
– Тогда займи их важным делом. Организуй тайное общество помогальщиков.
Идея эта возникла не на ровном месте. Как-то днем, дожидаясь электрички до дома, сидел себе Колька на вокзале и случайно увидел занятную картинку. По платформе фланировал туда-сюда хорошо одетый, в теле, гражданин, почитывая толстый журнал под названием «Новый мир». За гражданином, делая вид, что прогуливается и вообще ни при чем, по пятам следовал лопоухий пацан лет десяти, довольно бандитского облика. Костистая угрюмая физиономия, жесткая, косо подрезанная челка, острые, торчком, уши, куртка, чуть не вдвое обернутая вокруг тощего тела. В карманах – явно не конфеты, скорее всего, «перышко».
Колька, в свою очередь делая вид, что просто завязывает шнурки, внимательно наблюдал за движениями мелкого. А тот, как привязанный, хвостом следовал за толстяком, держа руки в карманах – пока еще своих.
«Как глупо пасет, гаденыш. Ты глянь, даже не прячется особо. Пацан или ничего не понимает, или совсем дурачок. Слышь, жирный, ты далеко-то не уходи, неохота скарб бросать без присмотра».
Толстый гражданин, точно услышав беззвучный призыв, прошел мимо Колькиной скамейки, потом, развернувшись, пошел обратно, прошел еще шагов сто, снова повернулся. Пацан ходил за ним по пятам. Во время очередного «рейса» Колька хорошо разглядел его физиономию – веснушчатую, со вздернутым носом.
«Куда ж ты лезешь, дурилка? Все же как на ладони. Я тебя вижу, значит, и другие видят», – Колька быстро и незаметно огляделся. На платформе, помимо них, было человека три, и те далеко.
Послышался гудок приближающегося поезда. Гражданин оторвался от чтения, аккуратно прикрыл журнал; пацан немедленно отвернулся, как бы любуясь воронами. Колька невзначай пристроился за этой парой и терпеливо поджидал готовящееся случиться очень скоро событие.
«Сейчас придет поезд, жирный войдет в тамбур, пацан тиснется за ним. У меня будет пара шагов от двери до двери».