Самый скандальный развод
Шрифт:
– Ой! Адочка, ты не представляешь, какая красота у нас в деревне осенью! – запела мама. – Деревья вокруг сняли с себя зеленые наряды и оделись, будто в парчовые вечерние платья огненных цветов, переливающихся в лучах алого закатного солнца. В лесах еще полно грибов: крепкие подосиновики с красными шляпками, подберезовики на длинных, изящных ножках, боровики, сыроежки, поляны рыжих лисичек. Идешь себе по тропинке с лукошком в руке, вдыхаешь ароматы сосен, елей. Вот зашевелилась трава – это пробежал ежик – маленький, с умными глазками-бусинками, вот рябчик перелетел с ветки орешника на березу... Возвращаешься домой, начинается дождь, сначала робкий, размеренный,
– Как там у вас хорошо-то! Я тоже поеду! – прорезалась бабушка, и мама тут же замолкла. Все это время Мисс Бесконечность сидела рядом со мной и молча поглощала то, до чего могла дотянуться ее рука, а Олимпиада Ефремовна тихо поучала внука, давая ему, судя по всему, ценные советы. – Что-то не поняла я, куда это ты собралась, Поля? – спросила старушка, и я чуть было не задохнулась от лукового запаха, исходящего из ее беззубого рта, накрепко въевшегося еще со съемки передачи «От меня нигде не скроешься». – А вообще, я о другом хотела с вами, девьки, поговорить!
– О чем? – тяжело вздохнув, спросила мамаша.
– Я Машку просила! – ни с того ни с сего гаркнула та.
– О чем?
– Купите мне гроб! – брякнула она, а Олимпиада Ефремовна уставилась на нее таким взглядом, каким Манилов глядел на Чичикова, когда тот потребовал продать ему мертвых душ.
– Я ведь русским языком сказала тебе, Машка, что гробы с каждым днем дорожают, что я все одно умру от любви к Панкрат Захарычу. А пока не умерла, пусть себе стоит у меня в комнатке, никому не мешает.
– Верунчик, да что ты такое говоришь-то?! – ошарашенно промолвила Олимпиада Ефремовна.
– Не перебивай меня, Липочка! Я еще не все сказала. Вот когда я умру ты, Машенька, – сладким голоском запела Мисс Бесконечность, – и ты, Поленька, наденьте свои норковые шубки на похороны. Ведь у вас есть норковые шубки, – это был не вопрос, а утверждение. – И еще шляпки тоже норковые наденьте. Пусть все знают, что они у вас есть.
– У меня нет никакой норковой шляпки! – заметила я.
– Ну, так купи, – настаивала старушка.
– А если ты летом умрешь? – недоумевала мамаша.
– Летом?.. – Мисс Бесконечность задумалась (видно, такая мысль до сих пор не приходила ей в голову), но ненадолго. – Все равно наденьте! – не отступала она.
– А что, оригинально! – перейдя на бас, произнесла Олимпиада Ефремовна неизменным своим тоном, который пускала в ход, когда не могла уразуметь ничего из того, что происходит или говорится: будто в одну секунду она постигла все сразу – и загадки египетских пирамид, и тайны жрецов майя, и секреты золотого кургана древних скифов.
В этот момент Ада снова передала лист бумаги, где было нацарапано: «Я счастлива нашей встрече, но Афродите пора спать. Мне надо домой. Домой! Напиши адрес деревни и свой телефон. Я к тебе приеду. Приеду! Приеду!»
Мы обменялись с сестрой телефонами, я подробно написала, как добраться до деревни Буреломы, и Ада, зашнуровав Афродите розовые ботиночки на лапах, поднялась из-за стола.
– Аде нужно домой, – сказала я за сестру.
Кузина прошла в коридор, посадила Афродиту на галошницу, открыла свою несуразную узкую сумку, похожую на сардельку, вытащила оттуда хвойный освежитель воздуха и принялась усиленно себя обрызгивать.
– Власик, да и мне тоже пора, – засобиралась Олимпиада. – Послушай, не завезешь по дороге и Верунчика домой?
– Я тут останусь! – заявил «Верунчик» и надул щеки.
– Жорик будет недоволен! Ты ведь знаешь его! Если не
– И я поеду! – мама решительно вскочила. – Нужно еще кое-какие вещи в деревню подсобрать.
Минут через десять гости уже стояли возле лифта. Мисс Бесконечность зашла в кабинку последней и кричала оттуда:
– Машка! Гроб мне с голубой шелковой обивкой купите, с рюшками. И про веночки не забудьте, с надписями «От родных и близких» и... – Она еще продолжала что-то кричать, спускаясь вниз, но я этого уже не слышала и отправилась убирать со стола.
Притащив на кухню гору грязной посуды, я задумалась над просьбой Мисс Бесконечности и поняла, что ее бзик по поводу голубого в рюшках гроба не что иное, как продолжение старой истории.
Лет четырнадцать назад она буквально помешалась на собственных предстоящих похоронах, зная наверняка, что долго не протянет и жить ей осталось максимум полгода, хотя чувствовала бабушка в семьдесят пять лет себя превосходно и ничего, кажется, ее не беспокоило. Откуда ей стала известна информация о скорой смерти, точно сказать не могу – тут можно строить лишь самые разнообразные предположения. Знаю, что незадолго до ее тогдашнего помешательства с уходом в мир иной Мисс Бесконечности приснился яркий, запоминающийся сон. Привиделся ей покойный родной брат, который пришел в гости, потребовал, как при жизни, «грешневой» своей любимой каши и, слопав целую кастрюлю, порекомендовал сестре захватить с собой ее искусственную под котик шубу, потому что там, где он теперь находится, очень холодно. Сказав это, брат испарился, а бабушка на следующее утро довела маму до белого каления:
– Поля, а где моя шубка «под котик»? – спросила она и замолчала, ожидая ответа.
– Откуда я знаю, где твоя шуба?! – возмутилась та.
– Как это ты не знаешь?! Я же вам с Машкой ее подарила! Новую шубу!
– Ха! Чего вспомнила! Да! Ты отдала мне ее три года назад! – согласилась мама. – А я сдуру взяла!
Мамаша действительно напрасно пошла на поводу у Мисс Бесконечности и после долгих уговоров старушки все-таки взяла неподъемную шубу с обстриженными рукавами и подолом. Хоть она и действительно была почти новой, но зато в искусственном мехе оказалось невиданное количество личинок моли – целые гнезда! Таким образом, из-за этой проклятой шубы под котик наш с мамой собственный гардероб понес невосполнимые утраты – уже через две недели любая вещь, которую мы намеревались надеть, буквально рассыпалась в руках. В конце концов шуба была выдворена на балкон и выветривалась два месяца под солнцем, снегом и дождем, периодически сбрызгиваемая самыми что ни на есть разнообразными аэрозолями для уничтожения моли и лавандовым маслом, которое Икки принесла мне из аптеки. В карманы же знаменательной шубы был насыпан табак вперемешку с полынью и сушеными апельсиновыми корками.
После изгнания моли шуба была подарена Гале Харитоновой и вскоре отвезена ею матери в дом престарелых, которая кроме «топа-топа» в свои девяносто четыре года больше ничего не говорила. А мы еще долго боролись с пожирателями вещей.
Так вот, спустя три года Мисс Бесконечность потребовала свое «меховое пальтишко» обратно и, когда поняла, что никто ей его не вернет, злобно крикнула:
– Совсем бабку ободрали как липку! – и бросила трубку.
Шубой дело не ограничилось. Наоборот, это было только началом ее заскока с подготовкой к собственным похоронам. Она настолько увлеклась этим, что даже перестала смотреть телевизор.