Самый страшный кошмар лета (сборник)
Шрифт:
– Подожди, я на минуту, – сказал Глеб и исчез. Я была даже рада его отсутствию. Теперь можно спокойно пройтись и все обдумать.
Едва я обогнула угол клуба, как наткнулась на двух местных алкоголиков, примостившихся на фундаменте. Они разбирали кульки с дармовой закуской и хвалили хозяев за их щедрость, жениха за его положительность и невесту за скромность. Один из них рассуждал.
– Глеб-то парень нормальный, я отца его помню – вот таким, – он показал ладонью от земли. – Нормальный мужик. Я вообще всю их семью знаю. Нормальная семья.
Другой поддакнул,
– За их здоровье, – предложил.
Первый согласно махнул рукой. Выпили.
– Невеста тоже нормальная, видел?
– Скромная девушка…
Первый поднял кверху палец:
– О! Скромная!
– Ну, за ее здоровье!
Они неспешно выпивали, закусывали, а я стояла, как дерево, намертво вросшее корнями в землю; я ждала бурю, и буря поднималась во мне, проходила сквозь меня, как вода, что качают древесные корни, но ее было много, и она сорвала все путы, снесла заведенный порядок, обнажила корни, понесла…
Я бросилась с криком прочь от этого места, от этих слов, людей, от Глеба…
Теперь я знала, как раньше уже не будет. Если только Глеб станет мужем этой скромницы, он превратится в часть плана своего жуткого семейства, он уже стал частью этого плана.
Она будет с Глебом, останется с ним навсегда. Точнее, он останется. Семья найдет возможность привязать его к ней, к дому; они заставят их рожать им подобных, новый перегной для новой почвы.
А я? Как же я?
Боевая подруга? Ошибка юности? Зачем Глебу понадобилось унижать меня? Неужели нельзя было обойтись без ненужной бывшей подружки? Мое присутствие придавало ему значимости? Зачем я здесь?!
Кто-то должен ответить на мой вопрос! Я потребую ответа!
И тогда я решительно вернулась к клубу и поднялась на крыльцо. Едва я переступила порог, как столкнулась с матерью Глеба.
– Василиса, – залепетала она, отводя взгляд, – как хорошо, что ты здесь. Глебу сейчас, как никогда, требуется поддержка, особенно важна дружеская рука. Ты же знаешь, как хорошо я к тебе всегда относилась, надеюсь, мы останемся добрыми друзьями и впредь ты будешь частым гостем в нашем доме…
– Лариса Дмитриевна, где ваш муж? – грубо перебила ее я.
– Что?!
– Где ваш муж, где отец Глеба, я спрашиваю?
– Ах, отец! – воскликнула она. – Видишь ли, у него сейчас очень много работы, командировки, то да се, длительные, – она широко улыбнулась, получилось фальшиво.
– То есть, я так понимаю, он ничего не знает о том, что здесь творится?
Она хлопнула несколько раз густо накрашенными ресницами, надула губы:
– В смысле?
– Без смысла! Ваш муж – отец Глеба – почему-то предпочел не принимать участия в вашем мероприятии. Или он вообще не знает о том, что у вас тут творится?
– Василиса, что ты говоришь! – она округлила глаза. – Всегда такая вежливая девочка и вдруг грубишь старшим, – она осуждающе покачала головой.
– Ау! Лариса Дмитриевна, вы меня слышите? Я, между прочим, ровесница вашего сына. Но его вы не считаете мальчиком, иначе не разрешили бы жениться, ведь так?
– Что
– Я думала, ты желаешь ему счастья! – закудахтала патетически. – Ах-ах… ах-ах-ах… – и побежала по коридору, растопырив руки-крылья, потряхивая рыжевато-красным хохолком-гребешком.
– Стойте! Стойте же! – Я понеслась следом, но она успела куда-то свернуть, войти в какую-то дверь и затаиться там. Я дергала дверные ручки, распахивала, заглядывала, бабахала что есть сил и бежала дальше. За одной из дверей толпились люди, и Глеб был среди них, я влетела и, ни на кого не обращая внимания, потребовала, чтоб он немедленно подошел ко мне.
Громко стуча каблуками, вошла одна из бесчисленных теток. Лицо угрюмое. И этим вражьим элементом была я.
Тетка несла в руках несколько целлофановых пакетов. В пакетах – еда, месиво из винограда, помидоров, пирожков…
– Для кочета, – жутко осклабившись, сообщила она, рассовывая пакеты в протянутые руки гостей. Мимо меня она прошла, словно я – пустое место. Было бы возможно – она прошла бы сквозь меня.
– Пирожок хочешь? – миролюбиво спросил Глеб.
– Нет, спасибо. Это – для кочета, для петуха то бишь. А кочет – ты! На откорм и в суп, чтоб был наваристее.
Глеб поднес пирожок ко рту, но остановился, так и не надкусив.
– Это же просто обычай! Старый деревенский обычай! – Он всем своим видом показывал, что не хочет ссориться. Зато я хотела:
– Уходящий корнями в далекое прошлое твоей семьи, твоего рода, твоей деревни, – парировала. – Обычай, обрекающий тебя на роль шута в спектакле абсурда! А я? Кем тебе прихожусь я? Меня можно просто сбросить со счетов? Я – никто?!
– Ты не права, – Глеб попытался остановить меня, но не было уверенности в его голосе. Что-то мешало. Я знала что.
Родня тешила его самолюбие, давала иллюзию значимости, верховности, главы рода…
Но неужели он ничего не понимал?! И имела ли я право бросить его здесь на растерзание? Даже если мы больше никогда не будем вместе, даже если я разлюбила его?
Ведь это же он – Глеб, тот самый парень, с которым мы встречались последние два года, с которым познакомились во время волшебных рождественских каникул в деревне, где живут мои бабушки, а у его родителей есть небольшой дом. О, сколько воспоминаний связано с этим домом! Сколько праздников и вечеринок мы в нем устраивали, сколько времени провели, сколько приключений пережили. Взять хоть наш с Дашкой весенний приезд, когда мы решили посмотреть на настоящий шабаш ведьм. Насмотрелись, конечно. Чуть дом не сожгли. Пожарная машина приезжала. Но ведь Глеб ни слова не сказал и приехал с самой ранней электричкой, потому что мы сами на себя навлекли беду, а они с Олегом примчались нас спасать. А как мы отмечали Ивана Купалу! Какой костер у нас был, мы же через него вместе с Глебом прыгали, крепко держась за руки. И не разжали, хотя страшно было, кострище здоровенное, угли полыхали… И Дашка с Олегом прыгали…