Самый страшный зверь
Шрифт:
– Я слышал крик, а не свист, – настаивал на своем убийца Фроди и Бруни.
– Давай так. Повторим еще раз. Если будет крик, я дам тебе целых три монеты. Если крика не будет, с тебя тоже три.
– За дурака меня держишь?! А в задницу поцеловать не хочешь?! Взасос?! Отдавай монету, и квиты!
– Ладно, я отдам три, а ты одну, если все будет тихо.
– Бартолло, тебе ум прочистить надо, совсем засорился. Какой крик? Эта курица уже почти дохлая. Она и пискнуть не сможет.
– Так пацан есть, на нем и проверим.
– Мы
– Негоден? Да он просто испугался, и все. Дмарты – те еще трусы.
– Трусы? Да они убили Хлагенса, и убили быстро.
– Не мальчишка убивал, а мужики постарше. Вон, двое их. Может, чужаки или разозлились сильно.
– Злые дмарты? Шутишь?!
– Ну они здесь совсем дикие…
– Я видел глаза мальчишки, он звереныш. Лежит тихо только потому, что ребра ему пересчитали. Не побежит он.
– Даскотелли, ну давай я дам пять монет, а ты отдашь две. И это при условии, что он побежит бодро.
– Одну.
– Я уже кучу уступок сделал, а ты все упираешься.
– Отдавай деньги, и хватит меня уговаривать.
– Жадные упрямцы долго не живут! Ну хрен с тобой, пять против одной. Эй ты! Пацан! А ну бегом поднялся! Бегом сказано!
Слова убийц проходили мимо сознания. Дирт лежал не шевелясь и не отводя взгляда от Кериты. Когда его грубо вздернули, подняли, не сразу напряг ноги, они подкосились, и он едва не упал.
– Ну вот! Стоять даже не может! Куда ему бежать?!
– Сейчас побежит. Он просто дурачок, вон глазенки будто у теленка. Вообще не понимает, что к чему.
Арбалетчик подвел к глазам Дирта ладонь и начал водить ею из стороны в сторону. Не понимая, для чего это делают, и не горя желанием понять, тот вспыхнул нехорошим, ни разу еще не изведанным чувством и неожиданно для самого себя сочно сплюнул на руку.
Бартолло, стряхнув с ладони сгусток красноватой слизи, довольно заржал, а одноглазый его поддержал и добавил:
– Видали? И правда, звереныш. Даскотелли, неужто сомневаешься, что он побежит как следует?
– Пять монет. Пять монет, если на бегу снимешь его без звука. И чтобы никаких мышиных писков. Ты все понял?
Бартолло, криво ухмыляясь, кивнул, нагнулся, ловко взвел оружие и, крутанув между пальцами короткий болт с игольно-острым наконечником, указал им в сторону леса:
– Беги, пацан. Добежишь, будешь жить. А нет, останешься валяться с железом в почке. Как эта девчонка.
Дирт, отведя полный ненависти взгляд, посмотрел на Кериту, потом опять на арбалетчика.
– Беги! – повторил Бартолло, небрежно укладывая болт в выемку.
– Беги как следует, я на тебя деньги поставил, – заявил Даскотелли, указывая в сторону леса окровавленным топором.
– Беги, – подмигнул единственным глазом Галлинари. – Беги давай.
Дирт обернулся, стараясь не смотреть на Кериту, оценил предстоящий забег. Со стороны моря подножие Сторожевого холма на всем протяжении было обрезано обрывом разной высоты и крутизны. Здесь он был не столь впечатляющ, как возле мыса, где остался уже никому не нужный кит, но мчаться придется вверх по склону, причем последние шаги, перед заросшей кустарником опушкой, будут самыми трудными. Там придется помогать себе руками. И все это не более чем в полусотне шагов от арбалетчика, прекрасно умеющего обращаться со своим оружием.
Шансов нет.
– Беги! – в очередной раз раздалось за спиной, и кто-то грубо толкнул между лопаток.
Дирт прыгнул вперед, начав приседать еще в полете, схватил примеченный камень, крутанулся, со всей дури запустил его в голову стрелка. Попал, но неудачно, по макушке шлема. Грохот вышел знатный, и вся троица немедленно начала ржать, глядя на него сверху вниз.
Отсмеявшись, Бартолло почти добродушно произнес:
– Да беги уже, устали мы с тобой возиться.
И Дирт побежал.
В голове у него творилась та еще каша, но он понимал главное: кратчайшая дорога к лесу – это гарантированная смерть. И он помчался вдоль обрыва, медленно смещаясь наверх. Траекторию рассчитывал таким образом, чтобы не наступить на коварную осыпь, не задеть валуны, не оказаться на участке с крутым уклоном. И непрерывно рыскал то влево, то вправо, стараясь делать это без намека на ритм. Стрелы и болты не могут летать мгновенно, и чем больше дистанция, тем больше задержка достижения цели. Если повезет, Бартолло промахнется только за счет непредсказуемости траектории мишени.
Быстро, надо очень быстро разорвать дистанцию. Дальше будет проще.
Бартолло, поднимая арбалет, с ленцой спросил:
– Ну так какую почку ему проткнуть?
– Мне без разницы, – буркнул Даскотелли. – Ты, главное, попади, а то он виляет, будто тощий зад хромоногой шлюхи.
На деле Бартолло был не столь беззаботен, как на словах. Мальчишка, до того лежавший смирно, проявил нешуточную прыть. Бежал не трусливым зайцем, а продуманно. И, что хуже всего, вилял резвее, чем упомянутая спорщиком часть тела продажной женщины. А еще он подпрыгивал и приседал, и все это делал непредсказуемо.
Дистанция стремительно увеличивалась. Еще чуть, и о метком выстреле можно позабыть. Но Бартолло не спешил. Он тоже умел продумывать наперед и ждал наступления единственного момента, когда цель будет вынуждена мчаться прямо. Пусть хотя бы пару шагов – этого вполне хватит.
Обрыв, сложенный глиной с примесью валунов, не везде был устойчивым. Дожди и весеннее таяние снегов медленно подтачивали его в нескольких местах. Их легко можно было опознать по наклонившимся стволам деревьев и оголенной корневой системе, где множество отростков зависли в воздухе, будто корявые щупальца неведомых подземных созданий. А одна из сосен не удержалась на обваливавшемся краю, рухнула, скатившись к подножию склона.