Самый Тёмный Ангел
Шрифт:
Он больше не мог мириться со своими желаниями. Он хотел проверить, как она, и увидеть собственными глазами как — и что — она делает. А потом он снова уйдет. До тех пор, пока не научится контролировать себя. Пока не перестанет думать о ней. Пока не пропадет желание быть рядом. Только тогда начнется ее перевоспитание.
Делая большие резкие взмахи крыльями, он приближался к своему облаку. Его пульс бился… странно. Сердце будто стучало о ребра. И кровь, казалось, огненной лавой неслась по венам. Он не знал в чем причина. Ангелам могло быть плохо от яда демонов,
Его наверняка ждут обвинения, подумал он, нахмурившись.
Сначала он увидел мусор на полу. От фруктов до мяса и пакетиков чипсов. Они даже не были распечатаны.
Помрачнев, он сложил крылья и пошел вперед. Бьянка нашлась на кровати в одной из комнат. На ней была та же одежда, в которой он принес ее сюда: красная рубашка, колготки, только ботинки она сняла. Волосы путались вокруг лица, а кожа была слишком бледной. Неживой, без прежнего перламутрового блеска. Синяки под глазами занимали пол-лица.
Часть его ожидала увидеть ее беснующейся от бессильной ярости. Другой часть — спокойной и смирившейся. Он никогда не думал, что может найти ее такой.
Она слабо поерзала, упаковки с едой вокруг зашуршали.
— Гамбургер, — прохрипела она.
Сочный гамбургер появился рядом с ней; салат, помидоры, маринованные огурцы и сыр лежали на краях тарелки. Это его не удивило. Вот в чем прелесть ангельских домов: все, чего ты желаешь — в пределах разумного, конечно — появляется перед тобой.
Но она ни разу не укусила что-либо. Почему так — потому что она не украла эти продукты, понял он и впервые за время своего существования разозлился на себя. И испугался. За нее. Он ненавидел эмоции, но они появились вопреки его желанию. Она не ела последние девять дней, потому что не могла. Это была почти голодная смерть.
Хотя он желала выкинуть ее из своей головы, из своей жизни, он не хотел, чтобы она страдала. Тем не менее, она страдала. Невыносимо. Сейчас она настолько слаба, что не может ничего украсть. А если он накормит ее, то станет еще хуже — ее будет тошнить. Внезапно ему захотелось зареветь.
— Клинок, — сказал он, и через одно мгновение на его руке лежал остро заточенный клинок. Он взял его и направился к кровати. Его сотрясала дрожь.
— Фри. Шоколадный шейк, — ее голос был едва слышен.
Лисандр полоснул кинжалом по запястью. Когда полилась кровь, он поставил руку так, чтобы каждая капля попадала ей в рот. Кровь не была пищей Гарпий, но она лечила их. И ее тело должно с этим согласиться. Он никогда не делил свою кровь с другим живым существом и не был уверен, что ему понравится мысль о том, что его кровь течет по жилам этой женщины. Однако его сердце от этой перспективы забилось в два раза сильнее. Что ж, другого выхода все равно нет.
Сначала она не шевелилась, будто не замечала ничего. Затем показался ее язычок, она слизывала кровь, прежде чем та попадала в ее рот. А затем ее глаза открылись, их янтарь ярко искрился, она схватила его руку и прижала ко рту. Острые
Еще одно странное ощущение, подумал он. Эта женщина пила его. Было тепло, мокро и чуть покалывало, но не неприятно. Этот почти укус вызвал… прилив тепла прямо в его живот и между ног.
— Пей, сколько нужно, — сказал он ей. Его сила не иссякнет. Каждая капля крови, уходившая из организма, тут же восполнялась.
Ее глаза сузились. Чем больше она пила, тем яростнее становился взгляд. Ее пальцы обхватили его запястье сильнее, ногти вошли в кожу. Если она надеялась на какую-то реакцию в ответ, то просчиталась. На своем веку он пережил много ранений, так что эта незначительная боль его не волновала. Кроме того этот прилив тепла между ног… Что это было?
Наконец, она отпустила его. Он не был уверен, обрадовало его это или разочаровало.
Определенно обрадовало, сказал он себе.
Струйка крови стекала с уголка ее губ, она слизала ее. От вида ее розового язычка его будто пронзила молния.
Сомнений не должно быть — ух, обрадовало.
— Ты ублюдок! — задыхаясь, зарычала она. — Ты больной, спятивший ублюдок!
Он увеличил расстояние между ними. Не для своей защиты, а для ее. Если она будет нападать, ему придется ответить. А если он ответит, то может навредить ей. Случайно задеть. Кровь…
— Я никогда не собирался причинять тебе вред, — сказал он. Даже сейчас его голос все еще дрожал. Странно.
— А как называется то, что ты со мной сделал? — она села, темные волосы волной упали на плечи. Ее кожа возвращала перламутровое сияние. — Ты оставил меня здесь без еды. Обрек на смерть!
— Я знаю, — была ли ее кожа такой же мягкой, как выглядит? Он сглотнул. — И мне жаль.
Ее гнев должен бы обрадовать его. Как он надеялся, она больше не смеется над ним, ее лицо не выражает удовольствие. Она не станет ходить вокруг него, ласкать. Да, он должен радоваться. Вместо этого разочарование прокатилось по его крови. Разочарование, смешанное со стыдом.
Она была большим соблазном, чем он представлял.
— Ты знал? — прошептала она. — Знал, что я могу питаться только тем, что украла или заработала, но ничего не сделал в связи с этим?
— Да, — признался он, впервые за свою жизнь, испытывая ненависть к себе.
— Более того, ты оставил меня здесь. В месте, которое никоим образом не напоминает дом.
Его кивок был резким.
— Я собираюсь добиться определенного результата, раз сохранил тебе жизнь. Но, как я уже сказал, мне жаль.
— О, конечно, тебе жаль, — сказала она, поднимая руки. — Это сразу все меняет. Моя смерть теперь стала выглядеть досадной случайностью, — она не стала ждать ответа. Спустила ноги с кровати и встала. Ее кожа полностью вернула свой блеск. — А теперь послушай-ка меня. Во-первых, ты найдешь способ кормить меня. Во-вторых, ты расскажешь мне, как получить от этого облака то, что мне нужно. Иначе я сделаю твою жизнь адом. Хотя, все равно. Ты никогда не забудешь, что это такое, жить вместе с Гарпией.