Самый заурядный попаданец в гоблина

Хабаров Сергей

– До чего же девки пошли бесстыжие, – протарабанил Пётр, шлёпая Умку по руке. – С-Т-А-Л-И-Н-А на вас нет.

К её поведению он уже начал привыкать. Всё же сумасшедшие и прочие душевнобольные часто бывают очень сексуально агрессивны.

– Сталин, Сталин, – закивала Умка, радуясь, что что-то поняла.

Оказавшись на одной высоте, Пётр смог разглядеть громадные уши, торчащие, словно антенны из-под волосатого колтуна. На кончиках уши были обрезаны, создавая ощущение незавершённости. Чтобы разглядеть лицо Умки, Петру пришлось раздвинуть годами нечёсаные космы, а когда увидел, то ахнул. Умка была ещё совсем юной девушкой,

лет восемнадцати-девятнадцати, примерно ровесница его приёмной дочери Ирины. Оба глаза перечёркивали две татуировки: вертикальные остроконечные линии, начинающиеся на лбу и заканчивающиеся на скулах, губы тоже были зататуированы чёрной краской в узкую клоунскую улыбку. Кто-то поиздевался над ней, разрисовав ей лицо и изуродовав таким образом.

– Интересно, где твои родители, почему позволили бродить тебе в одиночку? Ладно, давай выбираться к людям, – сказал Пётр, ставя Умку на ноги и взяв её за руку, повёл к выходу.

– У-у-у-у! У-у-у-у! – сказала упирающаяся Умка, указывая пальцем куда-то в темноту.

– Что?

– У-у-у-у! – Умка потащила меня в тёмный угол.

И там я обнаружил труп.

– Ах да, точно! Я же боролся с кем-то, прежде чем потерять сознание от боли в голове.

Вдвоём они выволокли на свет невысокого зелёного уродца с длинным носом, кривыми зубами и опухшим круглым животом. Из груди у уродца торчал нож. Омерзения к картинке добавлял тот факт, что уродец был гол.

– Хорошо напоролся прямо в сердце, – протарабанил Пётр, вынимая у уродца из груди нож.

Осмотрев труп уродца, Пётр пришёл к выводу, что он с ним одной расы: тоже маленький рост, зелёная кожа, длинный нос, слегка гипертрофированные руки и ноги с увеличенными ладонями и стопами. Но разница между этим трупом и Петром, как между домашним котом и дикой рысью, пропорции тела были всё те же, короткие, кривые ноги и длинные руки, как у шимпанзе, но при всём этом, у Петра были повсюду сухие жгуты мышц, как у атлета. А зубы? У трупа кривые, квадратные, а местами их не хватало. Петру пришлось языком искать себе жевательные зубы: все остальные были предназначены для того, чтобы рвать и кусать, одних только клыков по три штуки на каждой стороне. С удивлением отметил, что и язык у него, оказывается, раздвоенный и такой длинный, что может бровь себе облизать.

Пётр вытащил нож, который мог ещё пригодиться. Ножик, кстати, оказался простым кухонным, не боевым, но, когда такого оружия нет, всё что угодно сойдёт. Выйдя на улицу, Пётр только сейчас задался вопросом, а куда, собственно, идти? Местной географии он не знал, но зато была привычка действовать и желание отвести эту полоумную девушку к родителям, опекунам или кто за неё там отвечает? Налево: улица и запустение, направо: такая же картинка. Спросить о поселении людей у Умки? Пётр с сомнением поглядел снизу вверх на чумазую девчонку. Свалявшиеся космы снова закрыли ей лицо, но она каким-то образом определила, что он на неё смотрит, опустила голову вниз и улыбнулась белозубой улыбкой. Можно попробовать.

– У-М-К Л-Ю-Д, – насилуя свой речевой аппарат, постарался сказать Пётр.

– Сталин, – весело отозвалась Умка.

Пётр хлопнул себя по лицу: так результата он не добьётся, нужно проще. Он стал рисовать ножом на земле человечков в группе.

– Л-Ю-Д.

– М-м-м-м хи-хи, – Умка совершенно не обращала внимание на рисунок и откровенно его не понимала. Ну может за палочкой следила.

– Ладно, пошли, куда-нибудь да набредём.

Пётр попытался повести девушку по улице, но ничего не получилось: она упиралась.

– У-у-у-у, у-у-у, – издала девушка горловой звук, указывая пальцем на труп зелёного.

– Он мёртв, не бойся, больше не встанет.

– У-у-у-у! – снова указала Умка на труп.

– В чём дело? Я не понимаю.

Умка показала: провела пальцем по горлу, потом на труп, потом себе на рот, жевательные движения и поглаживание по животу.

– Нет, есть мы его не будем.

Пётр поморщился. Местные каннибалы! Хотя, если учесть то, что мы с ней явно относимся к разным видам, то для неё это каннибализмом не было. Умка ещё поупиралась и даже попыталась выхватить у него нож – видимо, ей всё же хотелось нарезать из мертвеца мяса. Пётр с переменным успехом тянул её от трупа подальше – он был сильнее, а она тяжелее. Но всё же упорство перебороло жадность.

– Пошли, я ещё сделаю из тебя советского человека и всё твоим родителям расскажу, – тут он вспомнил скачущую на нём чумазую Умку. – Ну, может, не всё, но многое.

– М-м-м-м, – недовольно замычала Умка, всё же пошедшая за ним.

Она вела себя странно, но что можно взять с душевнобольной и явно отстающей в развитии девушки? И потом, языковой барьер! Сомнительно, что здесь говорят по-русски. Другой вопрос: где это здесь? Он явно не на земле. А где тогда? Была мысль: побиться в истерике, но для пожилого, советского человека это казалось контрпродуктивным и незрелым. И потом, до того, как сюда попасть, он был стариком, доживающим, как оказалось, не часы, а уже минуты своей жизни. Тут же он молод и силён. Да, он будет тосковать по семье, но дети давно выросли и способны позаботиться о себе и о внуках.

Они шли вдоль улицы заброшенного города. Умку привлекали места, где была разобрана брусчатка, и оттуда лезла зелень. Когда Умка видела такие места, то тянула Петра к ним. Ковыряясь ножом в земле, она накопала пять клубней картофеля и несколько морковок. Клубни она сложила в небольшую поясную сумку, теряющуюся на фоне её тряпья. Одну морковку она сунула себе в рот и начала жевать, а другую протянула Петру. Вот так, совершенно не помыв и не боясь дизентерии. Пётр тщательно вытер морковку рукой, прежде чем её употребить. В войну ему приходилось есть и не такое, но больше хотелось пить.

Поскольку Пётр совершенно не ориентировался на местности, уже вскоре их вела Умка. Она постоянно вертела головой, как сонар на корабле, и явно что-то то ли слышала, то ли видела. Хотя последнее сомнительно: когда Пётр осматривал её, то увидел, что радужка её глаз имеет необычную окраску серебряного цвета и смотрела она насквозь Петра, будто слепая. Но как тогда она должна ориентироваться в пространстве? А ведь она неплохо это делает. Вот и теперь она остановилась у дерева и стала показывать куда-то наверх.

– Что? – не понял Пётр.

– У! У!

Весь небогатый лексикон Умки умещался в три буквы: «а-а-а» – опасность, «у-у-у» – обрати внимание или приближающаяся опасность, «м-м-м» – все остальные разговорные слова. Сейчас она указывала вверх пальцем на дерево. Там в ветвях было птичье гнездо.

– Ты хочешь, чтобы я снял гнездо с дерева?

– М-м-м-м, – Умка показала себе на рот и погладила животик.

– Там еда? Ты хочешь птичьи яйца?

– У-у-у-у м-м-м.

– Ну всё ясно с тобой, Умка.