Самый жестокий месяц
Шрифт:
– Они расположены по сторонам света, – продолжила Лакост. – То есть на севере, юге, востоке и западе.
– Я знаю, что такое стороны света, – фыркнул Бовуар.
Ему все это очень не нравилось.
– Ты говоришь, что есть только один способ проводить сеанс с применением свечей и соли, – сказал Гамаш спокойным голосом, вперившись в Лакост проницательным взглядом.
– Это способ, которым пользуется неоязыческая религия вика, – сказала Лакост. – Колдовство.
Глава
Мадлен Фавро испугалась до смерти в прямом смысле.
Клара была уверена, что ее убил старый дом Хадли. И вот сейчас Клара Морроу стояла перед ним и предъявляла ему обвинения. Люси на поводке металась взад-вперед, стремясь поскорее оставить это место. Как и Клара. Но Клара чувствовала, что обязана сделать это для Мадлен. Нагнать страху на этот дом. Дать ему понять, что она все знает.
Что-то пробудилось вчера вечером. Что-то нашло их маленький тесный кружок друзей, которые занялись чем-то безрассудным, глупым, не соответствующим их возрасту. Только и всего. Никто не должен был умирать. И никто не умер бы, проводи они спиритический сеанс в любом другом месте. Никто ведь не умер в бистро.
Что-то в этом нелепом месте было вызвано к жизни, прошло по коридору в старую спальню, затянутую паутиной, и забрало жизнь Мадлен.
Всю оставшуюся жизнь Клара будет помнить случившееся. Пронзительные крики, визг. Они раздавались отовсюду. Потом удар. Пламя одной из свечей затрепетало. Люди повскакали с мест, чтобы помочь или броситься прочь. Включились лучи фонариков, бешено заплясали по стенам… и замерли. Все они направились на одно – на лицо. Даже в ярком и теплом солнечном свете дня Клара чувствовала, как сжимается петля страха – словно плащ, который невозможно сбросить с плеч.
«Не смотри!» – услышала Клара голос Хейзел, предположительно обращенный к Софи.
«Non!» – вскрикнул месье Беливо.
Глаза Мадлен были широко раскрыты, вытаращены так, будто собирались вылезти из глазниц. Губы растянуты, рот распахнут, замер в крике. Клара схватила Мадлен за руки, чтобы успокоить ее, и поняла, что уже слишком поздно: пальцы скрючились и превратились в когти. Клара подняла голову и увидела движения за пределами их круга. И услышала кое-что.
Порхание крыл.
– Bonjour, – сказал Арман Гамаш, выходя из дома.
Клара вздрогнула, возвращаясь к реалиям дня. Она узнала этого крупного элегантного человека, который направлялся прямо к ней.
– Вы не больны? – спросил он, видя, в каком она состоянии.
– Нет. – Ее губы растянулись в полуулыбку. – Вот увидела вас – и сразу стало лучше.
Но выглядеть лучше она не стала. Напротив, по ее щекам потекли слезы, и Гамаш подумал, что эти слезы далеко не первые. Он тихо стоял рядом с ней, не пытаясь ее успокоить – позволяя выплакать печаль.
– Вчера вечером вы были здесь.
Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Гамаш читал протокол и видел имя Клары Морроу. И даже предполагал допросить ее первой. Он ценил ее мнение, знал, что у нее цепкий к деталям – как видимым, так и невидимым – глаз. Старший инспектор знал, что должен включить ее, вместе со всеми остальными присутствовавшими на спиритическом сеансе, в список подозреваемых, но не сделал этого. Он считал ее ценнейшим свидетелем. Клара отерла рукавом куртки лицо. Арман Гамаш, увидев результат, вытащил платок и протянул ей. Она надеялась, что выплакала уже почти все, но слезы текли, как полноводная весной речушка Белла-Белла. Паводок печали.
Питер предыдущим вечером вел себя великолепно. Он помчался в больницу, ни разу не сказав ей «я же тебе говорил». Впрочем, она сама не раз повторяла себе эти слова, сквозь рыдания рассказывая ему о случившемся.
Потом они отвезли домой Мирну и Габри. Предложили ошеломленной, потрясенной Хейзел и до странности спокойной Софи удобные комнаты в своем доме. Уж не от скорби ли она онемела? Нет, скорее, такое поведение давало Софи преимущество: все, как обычно, не знали, что она чувствует на самом деле.
Предложение было отвергнуто. Даже теперь Клара не могла себе представить, как это было ужасно для Хейзел – вернуться домой в одиночестве. Нет, конечно, вместе с Софи, но на самом деле – в одиночестве.
– Она была вашим другом?
Они развернулись и пошли к деревне.
– Да, она со всеми дружила.
Гамаш молча шагал рядом с Кларой, сцепив руки за спиной и храня на лице задумчивое выражение.
– О чем вы думаете? – спросила она, а спустя несколько секунд сама ответила на свой вопрос: – Вы думаете, что ее убили?
Они снова остановились. Клара не могла идти и одновременно мучиться этой мыслью. Эта мысль вообще была ей невыносима. Она повернулась и уставилась на Гамаша. Неужели до нее так медленно доходит? Разумеется, Гамаш именно так и должен думать. Если это было не убийство, то зачем главе отдела по расследованию убийств приезжать сюда?
Гамаш жестом предложил ей пройти к скамье на лугу.
– Откуда взялись все эти столики на улице? – спросил он, когда они сели.
– У нас была охота за пасхальными яйцами и пикник.
Неужели это было только вчера?
Гамаш кивнул. Они тоже прятали яйца для Флоранс, а потом сами же и искали. Надо надеяться, на следующий год такая задача будет ей по силам.
– Мадлен была убита? – спросила Клара.
– Мы считаем, что да, – ответил Гамаш. Дав ей время осознать его слова, он спросил: – Вас это удивляет?
– Да.
– Не спешите. Подумайте. Я знаю, что поначалу факт убийства всех удивляет. Но я хочу, чтобы вы хорошенько обдумали мой вопрос. Если бы Мадлен Фавро была убита, вас это удивило бы?