Самый жестокий месяц
Шрифт:
Глядя на старшего инспектора Гамаша – тот закрыл глаза и откинул голову назад, доверчиво выставив кадык, – Лемье на мгновение задумался: а правда ли все то, что ему наговорили о Гамаше? Когда-то, не так уж давно, Лемье восхищался Гамашем. Придя в управление, он увидел этого знаменитого человека – тот шел по коридору, следом за ним полицейские ниже рангом, они тогда расследовали одно из самых сложных и жестоких преступлений. Но он нашел время улыбнуться и приветственно кивнуть новичку. Они изучали его дела. Они наблюдали и радовались, когда Арман Гамаш довел до логического конца дело грязного суперинтенданта Арно. И спас Квебекскую полицию.
Но
– Ничего не нашли.
Бовуар прошел мимо Лемье в гостиную. Гамаш открыл глаза и посмотрел на двоих полицейских, потом его взгляд остановился на Лемье. И встретился со взглядом молодого полицейского.
Наконец Гамаш моргнул и поднялся со стула:
– Ну хватит, ты уже достаточно отдохнул. Пора и поработать. Агент Лемье, прошу оставаться здесь и ждать возвращения Жанны Шове. А мы с тобой, – сказал он Бовуару на пути к двери, – отправляемся к Хейзел Смит.
Глядя на удаляющихся Гамаша и Бовуара, Лемье нажал на своем мобильнике кнопку быстрого набора:
– Суперинтендант Бребёф? Говорит агент Лемье.
– Есть что-нибудь? – раздался в трубке уверенный голос.
– Кое-что. По-моему, это может оказаться полезным.
– Хорошо. Агента Николь поблизости не видать?
– Пока нет. Спросить про нее?
– Не глупи. Никаких вопросов такого рода. Расскажи мне все, что знаешь.
На другом конце трубки наступило молчание. Бребёф сжал челюсти. Он не был терпеливым человеком, хотя и долго ждал, чтобы покончить с Гамашем. Они вместе росли, вместе поступили в полицию, вместе получали повышение. Оба претендовали на звание суперинтенданта, о чем с удовольствием вспоминал Бребёф. Он никогда не забывал об этом маленьком подарке, а в трудные моменты снова прокручивал эти события перед своим мысленным взором. Теперь он делал это снова. Сдирал слои своих улыбок, кивков, подхалимства по отношению к лучшему другу. А потом он получил огромный и неожиданный дар. И получил желанное звание. Суперинтендантом стал не великий Арман Гамаш, а он, Мишель Бребёф. И на какое-то время его амбиции были удовлетворены. До дела Арно. Он быстро сменил обертку и затолкал утешающие его мысли на задворки памяти. Ему необходимо сосредоточиться, быть осторожным.
– Ты знаешь, сынок, почему ты это делаешь?
– Да, сэр.
– Не дай ему очаровать тебя, не дай провести тебя за нос. Большинство людей на это поддаются. Вот и суперинтендант Арно поддался – сам знаешь, где он теперь. Ты должен сосредоточиться, Лемье.
Когда Лемье пересказал ему события этого дня, Бребёф обдумал услышанное.
– Я хочу попросить тебя кое о чем. Риск тут есть, но, мне кажется, небольшой.
Он проинструктировал Лемье.
– Все это скоро закончится, – добродушно заверил он, – и тогда полицейские, которым хватило мужества защищать то, во что они верят, будут вознаграждены по заслугам. Ты отважный молодой человек, и поверь мне, я знаю, насколько это трудно.
– Да, сэр.
Бребёф отключился. Как только это дело закончится, ему придется решать, что делать с Робером Лемье дальше. Молодой агент уж слишком впечатлителен.
Агент Лемье, отключившись, ощутил что-то странное в груди. Не давление, которое не отпускало его с того самого дня, когда суперинтендант Бребёф обратился к нему за помощью, а освобождение, эйфорию.
Ведь суперинтендант Бребёф только что предложил ему повышение, верно? Разве он, Лемье, не может делать то, что подобает честному полицейскому, и в то же время получать от этого выгоду? Как далеко удастся ему идти по этому пути? В конечном счете все может завершиться вполне благополучно.
Хейзел Смит ждала возвращения Мадлен. Каждый шаг, каждый скрип ступени, каждый поворот дверной ручки – и она вздрагивала: вот сейчас войдет Мадлен.
Но она не появлялась. Каждую минуту этого дня Хейзел заново теряла Мадлен. И наконец дверь гостиной открылась, Хейзел подняла взгляд, ожидая увидеть бодрое лицо Мад и поднос с чаем – ведь время чая как раз наступило. Но вместо этого она увидела бодрое лицо дочери.
Софи появилась с огромным бокалом красного вина для себя и прошла по тесной комнате до дивана.
– Так что у нас на обед? – спросила она, плюхнувшись в кресло и хватаясь за журнал.
Хейзел уставилась на эту чужую женщину. Вчера вечером она потеряла их обеих. Мадлен умерла, а в Софи вселились демоны. Она стала другой. Что случилось с необщительной, эгоистичной Софи?
Существо, сидевшее перед ней, излучало свет. Словно дух Мадлен вселился в Софи. Но только этот дух был лишен сердца. Души. То, что излучала Софи, не было ни радостью, ни любовью, ни теплом.
Это было счастьем. Мадлен умерла ужасным, нелепым образом. А Софи была счастлива.
И чуть не до смерти напугала этим Хейзел.
Бовуар сидел за рулем, а Гамаш выполнял функции штурмана, пытаясь привязать их маршрут к карте. Машину трясло на ухабах и выбоинах. Ему казалось, что они не двигаются вперед, а совершают какие-то безумные виражи. Слава богу, что он не страдал морской болезнью.
– Это где-то здесь. – Гамаш сложил карту и посмотрел через ветровое стекло. – Осторожнее.
Бовуар крутанул баранку, но все равно они попали в выбоину.
– Знаете, я вполне прилично ехал, пока вы не стали мне помогать, – проворчал он.
– Ты не пропустил ни одной выбоины между этим местом и Тремя Соснами. Осторожнее.
Машина попала еще в одну яму, и у Гамаша возник естественный вопрос: сколько еще такой езды выдержат его покрышки?
– Проедем через деревню Нотр-Дам-де-Руф-Трюс до выезда с другой стороны. Там будет поворот направо. К Шемен-Эраблери.
Бовуар не поверил своим ушам:
– Нотр-Дам-де-Руф-Трюс? [36]
– Ты небось ожидал Сент-Руф-Трюс.
Бовуар подумал, что Три Сосны – это хоть имеет какой-то смысл. Уильямсбург и Сен-Реми имеют смысл. Возможно, Стропильные Фермы как-то связаны со строительством?
36
Пресвятая Богородица Стропильных Ферм (фр.).
Проклятые англичане. Вот и доверяй им самим выбирать себе название. Это все равно что назвать деревню Королевский Банк или Бетонный Фундамент. Вечно строятся, вечно хвастаются. А что с этим делом? Хоть кто-нибудь в Трех Соснах умирает естественной смертью? Там даже убийства какие-то ненормальные. Они что, не могли устроить поножовщину, воспользоваться пистолетом или бейсбольной битой? Нет, непременно выдумают что-нибудь запутанное. Сложное.
Ужасно не по-квебекски. Квебекцы такие простые, ясные. Если ты им нравишься, они тебя обнимают. Когда они тебя убивают, то шарахают чем-нибудь по башке. Бах – и дело сделано. Суд. Приговор. Следующий.