Сан-Андреас
Шрифт:
— Я понимаю, сэр, — сказал Хартли, хотя по его голосу чувствовалось, что он ничего не понял.
— Вряд ли. Но позднее мы всё объясним.
Хартли вышел, за ним следом — Маккиннон и Симмонс, правое запястье которого находилось где-то в районе левой лопатки.
— Десять минут, — произнесла Маргарет Моррисон. — Нужно всего десять минут, чтобы запереть человека, как в камеру.
— Сестра Моррисон, — сказал Паттерсон. Она повернула к нему своё лицо. — Я восхищаюсь вами как сиделкой. Я ценю вас как человека. Но не вмешивайтесь в дела и не судите о том, о чём вы понятия не имеете. Боцман может
Если б не он, вы бы сейчас сидели в лагере для военнопленных или лежали бы на дне. Вместо того чтобы постоянно подначивать его, вы лучше благодарили бы весь свет, что есть ещё такие люди, как Арчи Маккиннон.
Он замолчал и едва слышно выругался, когда увидел, как у неё покатились слезы.
Маккиннон втолкнул Симмонса в свободную каюту, запер дверь, положил ключ в карман, развернулся и ударил Симмонса в то же самое место, что и раньше, но с большей силой. Симмонс отшатнулся назад, со всего размаха налетел на переборку и упал на пол. Маккиннон взял его за шкирку, вытянул его правую руку и со всей силой ударил по её бицепсам. Симмонс закричал, попытался поднять правую руку и не смог: её полностью парализовало. То же самое боцман проделал с его левой рукой.
— Я буду это делать, не переставая, — любезным голосом прошептал он. — Я буду продолжать бить тебя, в любые места, с головы до ног. На твоем лице не останется живого места. Я ненавижу шпионов, терпеть не могу предателей, и меня совершенно не волнует жизнь тех, у кого на руках кровь невинных жертв.
Маккиннон вернулся в комнату отдыха и сел на своё прежнее место.
Ульбрихт посмотрел на свои часы и сказал:
— Четыре минуты. Клянусь честью, мистер Маккиннон, вы умеете держать слово.
— Небольшое внушение — и дело сделано. — Он посмотрел на Маргарет Моррисон и увидел на её лице следы горьких слез. — Что случилось?
— Ничего. Просто неприятно как-то сознавать, что общаешься с людьми, а они...
— Да уж, хорошенького тут мало. — Он немного нахмурился, глядя на неё, а затем сказал:
— Кстати, Симмонс, в конце концов, выразил желание дать показания, причём добровольно.
— Добровольно? — в удивлении спросила Маргарет.
— Никогда не судите о человеке по его внешности. В каждом из нас масса тайн. Оказывается, его фамилия не Симмонс, а Браун , причём через "а" (Brown (англ.) — Braun (нем.)).
— Я так и думал, — бросил Паттерсон. — Немец.
— Так-то это так, но он — из наших Королевских Военно-морских сил.
Паспорт его, естественно, поддельный. Ему его вручили в Мурманске.
Короче, он — член шпионской сети, которая находится там. И никакой он не старший оператор-торпедист, а просто санитар корабельного лазарета, что вполне объясняет умелое применение им различных медикаментов. — Он швырнул на стол связку ключей. — Уверен, доктор Синклер подтвердит, что это ключи от амбулатории.
— О боже, — произнёс Джемисон — Да, вы времени даром не теряли, боцман. Тут уж ничего не скажешь. Похоже, этот... как его... Браун... добровольно давал показания.
— Не то слово! Он мне даже описал внешность Невидимки номер два.
— Что?!
— Помните, Маргарет, что всего несколько минут назад я заявлял вам, что ещё до окончания нашего путешествия мне докажут, что я не прав? Это и произошло. Оказывается, Невидимкой номер два является Маккриммон.
— Маккриммон! — воскликнул Джемисон, едва не свалившись со стула. — Маккриммон. Какой негодяй!
— Поосторожнее. Вы всё-таки сидите рядом с молодой дамой, — с мягким укором произнёс Маккиннон.
— Ах да. Действительно. Извините, сестра. — Джемисон вновь сел на своё место. — Но Маккриммон!
— Думаю, что ошибка главным образом моя, сэр. Я заявлял, что, хотя он и преступник, он — из тех преступников, которым можно доверять. Серьёзный просчет в суждении. Но наполовину я был прав.
— Лично мне это кажется вполне допустимым, — холодным тоном заметил Паттерсон. — Никогда он мне не нравился. Агрессивный, злой, сквернослов.
Провести два срока в Барлинни, тюрьме усиленного режима близ Глазго! И оба срока за грабеж с применением насилия прямо на улице. Думаю, ощущение металлической балки в руках для него не ново. В ряды Королевского Военно-морского флота нельзя принимать людей с таким прошлым. Невольно приходишь к выводу, что у нас заниженные требования. — Он в задумчивости помолчал, а затем сказал:
— Будем его вызывать?
— Я вот тоже над этим думаю. Мне бы очень хотелось с ним поговорить. Только, боюсь, мистер Паттерсон, мы не сможем вытянуть из него полезной для себя информации. Люди, нанявшие его и знающие, что он из себя представляет, вряд ли станут говорить ему больше, чем требуется. Они, естественно, не говорили ему о своих планах, своих целях. Разговор был короток, типа: «Надо сделать то-то и то-то» или «Вот ваш гонорар». С другой стороны, сэр, если мы не станем его арестовывать, у нас будет возможность проследить за каждым его шагом и получить очень ценную информацию. Какую — понятия не имею, но чувствую, что стоит немного поиграть с ним.
— Согласен. Повесить мы его всегда успеем.
Лейтенант Ульбрихт нашёл звезду для определёния курса. Он стоял на мостике вместе с Маккинноном. «Сан-Андреас» на всех парах несся на запад. За штурвалом стоял Керран. Небольшие облака на небе, легкий ветер и сравнительно спокойное море. Ульбрихту хватило быстрого взгляда на Полярную звезду, чтобы заявить, что они находятся точно в том самом месте, где они были в минувший полдень. Он остался на мостике, где он предпочитал проводить всё время, за исключением тех случаев, с сожалением отметил про себя боцман, когда Маргарет Моррисон была свободна от дежурства.
— Неужели мы от неё оторвались, мистер Маккиннон? Если это действительно так, то это произошло примерно три с половиной, а может, даже четыре часа тому назад.
— То, что от неё ни слуху ни духу, это факт. Но если мы её не видим, то это отнюдь не означает, что её нет поблизости. Я уже не раз говорил об этом. И всё-таки у меня какое-то странное чувство. Может, мы действительно от неё улизнули.
— Я не могу без уважения относиться к вашим так называемым «странным чувствам».
— Я сказал — «может». Точно мы сможем сказать только тогда, когда появится первый «кондор» в поисках огней.