Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
— Так пойдемте же, — сказала Луиза.
Она пошла впереди, доктор последовал за нею.
Миновали длинную анфиладу комнат, составляющую часть особняка Сан Феличе, потом отворили дверь, ведущую в соседний дом.
— Отлично! — воскликнул Чирилло, отметив эту игру случая, оказавшую столь хорошую службу в таких обстоятельствах. — Это великолепно! Понимаю, понимаю… Он не у вас, он у герцогини Фуско. Есть Провидение, дитя мое!
И Чирилло обратил взгляд к небу, благодаря Провидение, которому медики в общем-то мало доверяют.
—
Чирилло понял, что она имеет в виду.
— Скрывать от всех, без малейшего исключения, — запомните. Если узнают, что он в этом доме, хоть дом и не ваш, это может страшно скомпрометировать прежде всего вашего мужа.
— Значит, я не ошиблась и хорошо сделала, что ни с кем не поделилась этой тайной! — радостно воскликнула Луиза.
— Да, вы поступили отлично, а чтобы окончательно развеять ваши сомнения, скажу вам одно: если бы этот юноша был опознан и арестован, в опасности оказалась бы не только его жизнь, но и ваша, и жизнь вашего супруга, и моя, да и многих других, куда более ценных, чем моя.
— О, ценнее вас нет никого, друг мой, и никто лучше меня не знает этого. Однако мы у цели, доктор. Позвольте, я войду, а вы подождите.
— Конечно, — отозвался Чирилло, отходя в сторону.
Луиза повернула ключ, и дверь отворилась без малейшего скрипа.
Были, по-видимому, приняты все меры к тому, чтобы она отпиралась бесшумно.
К великому удивлению молодой женщины, она застала возле раненого одну только Нину. Держа в руке маленькую губку, девушка по каплям выжимала из нее на грудь больного сок, добытый из трав, которые собрала колдунья.
— Где Нанно? Где Микеле? — спросила Луиза.
— Нанно ушла, синьора. Она говорит, что все идет хорошо и сейчас она здесь не нужна, у нее и других дел много.
— А Микеле?
— Микеле сказал, что после событий минувшей ночи на Старом рынке будет, вероятно, большая сумятица, а так как он один из главарей своего квартала, то непременно хочет быть там.
— Значит, ты осталась одна?
— Совсем одна, синьора.
— Входите, входите, доктор, — сказала Луиза, — никого нет.
Доктор вошел.
Больной лежал на кровати, изголовье которой было прислонено к стене. Грудь его была совсем обнажена, если не считать полотняной повязки, расположенной крест-накрест и уходившей за плечи. Она поддерживала бинты, непосредственно прилегавшие к ране. На рану Нина капала сок, выжатый из трав.
Сальвато лежал неподвижно, сомкнув веки; при появлении Луизы он открыл глаза, и на лице его появилось блаженное выражение, так что следы страданий стали незаметны.
Когда доктор вошел в комнату, раненый сначала посмотрел на него с тревогой. Что за человек? Чей-то отец, вероятно; быть может, муж?
Узнав Чирилло, он с трудом приподнялся, прошептал его имя и протянул ему руку.
Потом опять откинулся на подушки, обессилев от этого легкого движения.
Чирилло приложил палец к губам, показывая, что больному следует молчать и не шевелиться.
Он подошел к Сальвато, снял повязку, сжимавшую ему грудь, и, поддерживая бинты, стал внимательно разглядывать остатки трав, истолченных Микеле, попробовал на вкус выжатый из них сок и улыбнулся, поняв, что перед ним вяжущий настой дымянки, подорожника и полыни.
— Это хорошо, — сказал он Луизе, на которую больной по-прежнему взирал с улыбкой, — можете пользоваться снадобьями колдуньи. Сам я, пожалуй, этого не прописал бы, но и лучшего ничего не смог бы придумать.
Потом, вернувшись к больному, он тщательно осмотрел его.
Благодаря вяжущим свойствам соков, которыми непрерывно смачивали рану, края ее сблизились; они были розового цвета, на вид здоровые и подавали надежду, что внутреннего кровоизлияния не произошло, а если оно и началось, то было прервано тем, что хирурги называют сгустком — чудесным творением природы, которая борется за свои создания столь умно, что науке никогда не сравниться с нею.
Пульс был слабый, но ровный. Оставалось выяснить, в каком состоянии легкое. Чирилло приник ухом к груди больного и прислушался к его дыханию. Луиза внимательно следила за всеми движениями врача. По-видимому, он остался вполне доволен, ибо, поднявшись, взглянул на Луизу и улыбнулся ей.
— Как вы себя чувствуете, дорогой мой Сальвато? — спросил он у раненого.
— Превосходно, только слабость ужасная, — ответил больной. — Хотелось бы так вот и лежать.
— Браво! — воскликнул Чирилло. — Голос у вас лучше, чем я ожидал. Нанно лечит вас отлично, и я полагаю, что вас не очень утомит, если вы ответите мне на несколько вопросов, а важность их вы сами осознаете.
— Понимаю, — отозвался больной.
И действительно, при других обстоятельствах чирилло отложил бы на другой раз своего рода допрос, которому он собрался подвергнуть Сальвато; но положение было настолько серьезно, что следовало, не теряя ни минуты, принять необходимые меры.
— Как только устанете — помолчите, — сказал он раненому, — а если Луиза сможет ответить на вопросы, которые я буду задавать, я прошу ее отвечать вместо вас: тем самым вы будете избавлены от этого труда.
— Вас зовут Луиза? — спросил Сальвато. — Это было одно из имен моей матери. По воле Господней одно и то же имя дано женщине, которая даровала мне жизнь, и той, которая мне ее спасла. Благодарение Богу!
— Друг мой, поберегите силы, — сказал Чирилло. — Я упрекаю себя за каждое слово, что заставляю вас произнести. Не говорите ни одного лишнего!
Сальвато кивнул в знак повиновения.
— В котором часу ночи к раненому вернулось сознание? — спросил Чирилло, обращаясь к обоим.