Сандор / Ида
Шрифт:
Сандор: Я не могу заснуть. Пытался, но никак, и вот хочу поговорить с кем-нибудь нормальным, чтобы без приколов. Я бы позвонил кому-нибудь, но некому. Поэтому пишу сюда. Побыть одному, может, и бывает полезно, но нечасто. Есть кто-нибудь, кому сейчас так же, как мне?
Ида перечитала сообщение. Сандор. Надо же, такой же одинокий, как и она.
Она увидела, как под сообщением один за другим появляются ответы.
Давайте всякую хрень унылую тут разводить не будем, а?
Совет!
Я вот чего думаю – телки постоянно шарятся в коротких юбках, а потом еще обижаются, что их шлюхами называют. Они чё, тупые совсем?
Ида вздохнула и вышла из чата.
Совет! Заведи себе телку!
Сандор выключил компьютер.
Вообще-то правильно, когда вся семья собирается за столом. Конечно, она видела, как выглядит настоящий завтрак, и по телевизору, и дома у Сюзанны: все сидят, мама то и дело вскакивает и мечется между холодильником, плитой и столом, папа уткнулся в газету и что-то рассеянно бормочет, когда к нему обращаются, а дети собачатся из-за того, кому достанутся последние хлопья. Кому всё это надо? Неужели кто-то мечтает оказаться на месте такой мамы или, того похуже, ребенка-скандалиста?
Ида включила MTV и теперь жевала хлеб с мармеладом, пританцовывая перед гардеробом и выбирая, что надеть в школу. Упрятала грудь в черный гелевый пуш-ап – так она казалась огромной. И порылась в шкафу. Не стала выделываться и надела обычную футболку и такую юбку, с которой отлично смотрелись высокие сапоги.
В телевизоре на фоне пустыни танцевали девушки в золотистых бикини. Ида уже собралась его выключить, но, переключив канал, наткнулась на фильм о природе и задержалась. Табун лошадей несся галопом по вересковой пустоши. Длинные гривы развевались на ветру, тела животных размеренно двигались. Ида завороженно смотрела на экран. Вскоре музыка стихла и картинка сменилась – на экране что-то обсуждали по-английски.
Она проверила почту – нет, от папы ничего. Укол разочарования. Двинувшись к выходу, Ида задержала шаг у маминой комнаты. Вгляделась в копну волос, вдохнула повисший в комнате затхлый тяжелый запах и уже хотела было идти дальше, но замерла. Однажды – и случиться это может в любой день – Ида так же пройдет мимо ее комнаты в школу, встретится с подружками, потом заснет на религиоведении, а мама в это время будет мертва. Ида пойдет в столовку, пожалуется на отвратительный обед, кто-нибудь залепит ей в голову огрызком, а мама тем временем будет лежать в кровати, неподвижная, холодная и брошенная. Вдруг она так несколько дней пролежит, а Ида и не заметит? Ведь Ида-то считает, что даже если мама целыми днями не встает с постели, то это оттого, что у мамы депрессия. К депрессии Ида относится почти как к месячным – надо смириться, и всё. Ну а вдруг…
Ида толкнула дверь и вошла в полутемную комнату.
– Мама?
Грудная клетка не поднималась и не опускалась. Или?.. Ида подошла поближе и склонилась над укрытой одеялом кучей. Она почти уткнулась в немытые мамины волосы, засаленные, слипшиеся сосульками. К горлу подкатила
Мама лежала, уткнувшись лицом в стену. Ида собралась с силами, склонилась еще ниже и заглянула с другой стороны. Так спит или умерла? Нет, непонятно. За волосами лица не видно.
Прикоснуться к телу она не отваживалась – а вдруг оно совсем холодное? Найти зеркало и поднести его ко рту, чтобы… Нет, мама тем временем и правда помрет, а если она спит, лучше выяснить это сейчас, и тогда Ида успеет в школу до того, как Бритта Байс запрет двери перед носом опоздавших.
Она набралась мужества и откинула с маминого лица волосы, а затем с трудом повернула тяжелую мамину голову. Из уголка рта сочилась струйка слюны. Она пристально вгляделась в безвольное лицо. До чего же мама стала некрасивая, такая измученная и старая – не поверишь, что прежде ее называли симпатичной.
Ида с силой хлопнула ее по щеке, почти оплеуху отвесила.
– Эй!
Ничего. Но и кожа не особо холодная. Или холодная? Ида оттянула мамино веко – так делали по телевизору, но как истолковать увиденное, не знала. Белок светлый, ну и что с того? Сердце у Иды замерло.
Мама вздрогнула и резко села в кровати. Огромные глаза удивленно смотрели на Иду. Ида отпрянула. Они пристально разглядывали друг дружку. Ида опомнилась первой. Она благодарно улыбнулась маме и положила руку ей на плечо.
– Это я. Извини.
Мама потихоньку пришла в себя.
– Ты чего? Что ты тут делаешь?
– Я не знала… Просто хотела проверить…
Мама снова откинулась на подушку, обхватила голову руками и заохала.
– Бедная я. Моя голова… – Она сморщилась, посмотрела на Иду и улыбнулась.
– Доченька, ты поела? Надо есть. А ты разве не?.. Сегодня же не выходной? Тебе в школу не идти?
У Иды комок к горлу подкатил. Эта жалкая попытка поступить «как мама» бесконечно растрогала Иду, и та нежно погладила маму по щеке, как будто это она была мамой, а мама – ее больным ребенком.
– Сейчас пойду, – Ида обняла ее, вдохнула мамин запах. Отвращения она больше не чувствовала – просто хотела попрощаться перед уходом.
Мама рассеянно обняла ее в ответ.
– Ясно… Ты аккуратнее. Пока, солнышко.
Ида постояла еще немного, а мама отвернулась. Опять лицом к стене. Вот черт!
– Может, займешься чем-нибудь сегодня? Хотя бы выйдешь воздухом подышать? – Она услышала, как вымученно это прозвучало, и едва не заплакала.
В ответ мама лишь тихо пробормотала что-то, но не «обязательно, так и сделаю», а скорее нечто противоположное. Ида сглотнула, поморгала, чтобы слезы не потекли по щекам, и, покинув тошнотную комнату, отправилась в школу. Шлак, а не жизнь!
– Ты глянь – спать можно стоя! – сказал Тоббе, уткнувшись в книгу. Сандор, уже с рюкзаком за плечами, стоял на пороге и смотрел на часы. Ну всё, теперь они точно опоздают.
– Мы сейчас не успеем.
Тоббе по-прежнему пялился в книгу.
– Спят и вроде как привязанные. Глянь!
Он возбужденно сопел. Пахло от него потом. Как всегда. Может, сказать ему? Но как начать? «Кстати»? Или наоборот – «я тут давно хочу тебе сказать»? Не проканает. Ему, скорее всего, будет до лампочки. «От меня плохо пахнет? Ясно. И чего?»