Сандрийон
Шрифт:
– Аббат… там… – проговорил наконец старик, и показал для верности рукой. Зубы у него были хуже некуда – половины не хватало, оставшиеся потемнели, сгнили, – и, казалось, униженно молили о щипцах зубодера.
Указанное направление соответствовало полученным от звонаря сведениям.
– Если бог действительно создал человека по своему образу и подобию, – несколько минут спустя произнес Бриссак, отличавшийся вольнодумством, – то надо признать, что во внешности господина Б. имеются весьма неприятные черты…
Д'Антраг промолчал. Затем лейтенант намекнул, что неплохо бы запомнить имя и дом Мари-Николь – он, Бриссак, дескать,
Они пришпорили коней и вскоре увидели домик, разительно отличавшийся от домов Сен-Пьера: небольшой, но уютный, аккуратно побеленный, с черепичной крышей.
А еще через минуту на пороге появился привлеченный стуком копыт Арман де Леру.
– Ты в письмах очень мало рассказал о предмете своей страсти, – сказал д'Антраг, наблюдая, как слуги устанавливают на улице походный стол и выгружают из кареты многочисленные припасы. – Кто она и кто ее родители, о которых ты мельком упомянул?
Граф был несколько удивлен – никаких признаков безумной, страстной влюбленности, столь явно сквозившей в письмах, молодой аббат не проявлял.
– Ее родители… – задумчиво повторил Арман. – Вообще-то ее отец дворянин…
– «Вообще-то» означает, что он из новоиспеченных? – уточнил Бриссак. – Фи-и-и…
Д'Антраг – чьи предки-графы ходили еще в крестовые походы – улыбнулся самыми кончиками губ. Род перигорских де Бриссаков был возведен в дворянское достоинство тоже не так уж давно, во времена религиозных войн.
– Именно так, – подтвердил Арман. – Причем дворянство дедом Сандрийон получено за подвиг, достойный внесения в исторические анналы, – за излечение застарелого геморроя у самого герцога д'Аржансона!
– Если бы в геральдической комиссии сидели честные люди, – немедленно подхватил Бриссак, – то центральное место в новом гербе занимало бы седалище военного министра!
Граф взглянул на Армана де Леру с легкой тревогой – как он отнесется к весьма вольной шутке приятеля? Все-таки речь идет об отце возлюбленной…
Арман остался совершенно спокоен. Более того, продолжил рассказ о родне Сандрийон в столь же фривольном тоне:
– А ее мачеха в первом браке была баронессой – и теперь спит и видит, как бы вернуть баронскую корону на дверцы кареты. Выхлопотала для своего благоверного место главного лесничего принца де Рогана – здешний лес принадлежит ему, вы не знали? Неподалеку отсюда по дороге на Бельви расположен один из замков принца, и раз в год, летом, он дает бал для верхушки местного дворянства…
После этих слов господин аббат тяжело вздохнул.
– Ба! Кажется, я понял, в чем дело! – вскричал Бриссак. – Принц Роган давал этим летом бал – и не счел фамилию де Леру относящейся к верхушке дворянства?!
– Бал состоится сегодня, – сухо ответил Арман. – И дело совсем не во мне… Сандрийон, окончательно потеряв голову от бредней тетки, собралась туда… Без приглашения.
– Едва ли ее пропустят дальше ворот парка, – сказал д'Антраг. – Роганы любят держать в услужении титулованных людей, подчеркивая своё исключительное положение среди французских дворян. Но за ровню их никогда не призн<А>ют.
Бриссак сегодня был явно в ударе и продолжил блистать проницательностью:
– Полноте, граф! Дружище Арман опасается обратного – что его возлюбленную пропустят, не так ли? У де Рогана, например, двое молодых сыновей… Принцы ведь женятся на простолюдинках лишь в сказках, а вот делают их содержанками сплошь и рядом!
Арман ничего не ответил, и упорно молчал до того момента, когда трое друзей уселись за стол. Тогда он произнес с горечью:
– У меня, не знаю отчего, есть нехорошее предчувствие: я не увижу больше Сандрийон… А ведь всё так удачно складывалось… Я рассказал ей о своем брате-близнеце, – дворянине, чистом душою и сердцем, к тому же не женатом… Нашел священника, готового за деньги обвенчать хоть магометанина с картезианкой… Снял очень миленький домик в Монбазоне… Будь проклят Роган с его балом!
Граф д'Антраг решился наконец высказать томившее его сомнение:
– Прости меня, милый Арман, но… Мне показалось, что в письмах ты демонстрировал несколько иные чувства – и несколько иные намерения – в отношении своей избранницы. Мы, твои друзья, даже опасались, что…
Граф не договорил – аббат рассмеялся, на удивление заразительно и весело.
– Ох, извини, любезный Анри… Неужели и в самом деле можно было решить, что я потерял голову от прекрасной селянки? Что же, тем лучше! Всё гораздо проще, друзья мои… Должен признаться, что питаю самые серьезные намерения прославиться на литературном поприще, – а времена, когда можно было проложить путь в Академию косноязычными переводами Федра либо Саллюстия, к счастью, миновали. В изящной словесности наступает новый век, и новые книги будут занимать внимание читателей и критиков – наиболее близкие к жизни, к природе, к истинным взаимоотношениям между людьми…
– Значит, мне довелось стать первым читателем начальных глав «Писем из деревни»? – догадался граф. – Эпистолярного романа, сочиненного господином де Леру?
– Ну, не совсем так… – смутился Арман. – Ничего специально я не сочинял и не выдумывал… Просто описал имевшие место события несколько более литературно и возвышенно…
Бриссак почувствовал – или ему показалось, что почувствовал – в двух последних репликах некое глубинное напряжение. И он поспешил увести разговор в сторону:
– Арман, вы, наверное, отчаянно здесь скучаете без последних парижских новостей? Мне кажется, мы с графом сможем восполнить сей пробел. Дошла ли, к примеру, до ваших краев препикантнейшая история о новом любовнике мадмуазель Дютэ?
После пятой бутылки шампанского разговор о женщинах сменился разговором о делах магических и оккультных – хотя и прекрасный пол продолжал занимать в нем изрядное место.
– Любопытный случай произошел с девицей Ленорман, наделавшей столь много шума в Париже, – рассказывал Бриссак. – Учился с нами в военной школе один юнкер – нелюдимый, настоящий дикарь-южанин, не хочу утомлять вашу память его варварской фамилией… Утверждал, что он сын провинциального адвоката – может, оно и так, но я уверен, что еще дед этого малого был самым настоящим корсиканским banditto. Однажды – редкий случай – нам удалось вытащить его на воскресное гуляние на площади Дофина. Там выступала со своими гаданиями мадмуазель Ленорман. Мы сложились по несколько экю с человека, и Монборе заранее навестил девицу, рассказав ей, что надо предсказать нашему нелюдиму. Шутка удалась на славу! Малыш-корсиканец ходит теперь сам не свой – еще бы, услышал, что ему предстоит стать величайшим полководцем в истории и повелителем половины мира!