Сандро Боттичелли
Шрифт:
Неслыханное свершилось в тот удивительный день, когда носивший духовное звание Фичино, каноник церкви Санта Мария Дельи Анджели во Фьезоле, начинает публично читать в качестве проповеди о заповедях блаженства или Христовых страстях не что иное, как платоновского «Тимея».
Подобная проповедь в те дни никому не казалась безумной — напротив, она знаменовала окончательный поворот в умах, отметив рождение нового, ранее невиданного культа. Не напрасно мессер Фичино обладает немалой способностью занимательного изложения любых самых отвлеченно-сложных идей и в большей степени видит в себе основателя некоей новой религии, нежели изобретателя философской системы. В отличие от схоластов
Характер каноника примечателен многим. Будучи по натуре своей меланхоликом, Марсилио между прочим любил услаждать себя и ближайших друзей игрою на цитре, которой владел почти виртуозно, и благодаря умеренной веселости и изящной солидности своего обхождения всюду «умел быть гостем приятным и желанным». Люди, неравнодушные к «приятностям» его мягкого характера, уверяли даже, что музыкальнейшая душа мира — душа лирического Орфея — последовательно воплощалась в Гомере, Пифагоре, Платоне, но что последняя ее эманация — не кто иной, как благодушно-красноречивый флорентинский философ. Трудно было представить, что настанут дни, когда тон его речей резко изменится.
Особой последовательностью Фичино не отличался. Пока платонизм не грозил житейскими катастрофами, а обещал славу, благополучие, популярность и процветание, каноник-эрудит ежевечерне возжигал свечу перед распятием и перед бюстом языческого философа. Для подтверждения какой-либо истины глава флорентинских платоников не нуждался ни в доводах разума, ни в свидетельствах природы — достаточно было сослаться на соответствующее место у Платона или вообще кого-либо из античных научных авторитетов, безразлично, скептика или идеалиста.
Эта позиция сделала Фичино как бы популярной энциклопедией всех ведущих учений древности и текущего века. Сверкающие блестками литературных достоинств и тонкого остроумия его труды, не лишенные философской эклектики, пользовались колоссальной популярностью.
От утверждения безграничных возможностей и величия человека Фичино с не меньшим увлечением способен сворачивать в сторону. Как и у всякого человека того времени, мнительное воображение философа всюду в атмосфере подозревает присутствие подстерегающих демонов, не говоря уже о признании магической силы различных камней, амулетов и заклинаний.
Своеобразный собиратель накопленного в большей степени, чем первооткрыватель нового, он то воспаряет к высотам человеческого духа, то с тихим упрямством завзятого ипохондрика цепляется за самые мелкие предрассудки, самые детские суеверия.
Впрочем, в большинстве эти предрассудки не были заблуждением одного Фичино, чья компромиссность отразила не только соглашательскую обтекаемость его натуры, но и противоречия всей переломной эпохи. Подобно Фичино, многие образованнейшие люди в те дни юности европейской науки не отрицали значения астрологии, намереваясь с ее помощью практически изменять, обновлять лицо мира. И, как алхимия, эта лженаука, преобразуясь в астрономию, принесла человечеству множество неожиданных и значительных открытий.
Не был исключением в этом плане и любимец Фичино, как, впрочем, и всей Платоновской академии, Джованни Пико деи Конти делла Мирандола, объявивший астрологию наукой безбожной и безнравственной, но зато веривший в особую силу Каббалы — мистической еврейской книги, в которую он первым из итальянцев всецело погрузился. Отрицание же потусторонней власти звезд было существенной частью учения Пико, утверждавшего свободную человеческую волю как главнейшую из жизненных необходимостей.
Общительный, пылкий, неотразимо изящный, золотокудрый красавец, граф Пико был одним из владетельных лиц, которых необоримый энтузиазм к искусствам и наукам толкнул на отказ от привилегий их феодального звания, предпочитая реальной власти над землями и людьми эфемерную, но высокодуховную дружбу с артистами и общество ученых гуманистов. Прибегнув к гостеприимству и покровительству Медичи, потомок владетелей городка Мирандолы как нельзя лучше пришелся ко двору во Флоренции.
Не напрасно его называли «фениксом прошлых культур» — Мирандоле одному из первых принадлежит честь изучения восточной философии и языков. Читая Платона по-гречески, Ветхий завет по-древнееврейски, юный мыслитель смело расширил пределы познания, выдвинув наряду с достижениями европейской мысли великие открытия ученых Востока и мусульманских стран. Ходили легенды, что граф в совершенстве знает двадцать два мертвых и живых языка. Желание гордого разума объять своим знанием весь мир боролось в нем с мягкосердечным стремлением доброй души примирить все крайности. Но чем более расширялись его энциклопедические познания, тем сильней обострялись и крайности.
Однажды Пико осмелился на невиданно смелый шаг. В 1486 г. в Риме он выдвигает под названием «Обо всем, что познаваемо» девятьсот тезисов — девятьсот смелых парадоксов, почерпнутых и в разных источников, бросив вызов философам всей Европы. Он приглашал всех желающих в Рим на философский турнир, обещая опровергнуть любые возражения и гипотезы. Оплату расходов на проезд неимущих философов богатый наследник графского рода всецело брал на себя.
Сердцевиной диспута должна была стать его речь «О достоинстве человека», возводившая человеческую мысль и деяние в величайшие перлы создания. Предназначенная открывать ученый турнир, речь трактовала человека как микрокосм, соединяющий в себе три части мира — начало элементное (состоящее из четырех физических элементов — стихий земли, воды, воздуха и огня), начало земное и начало небесное. Благодаря этой своей тройственной природе человек обладает неисчерпаемыми возможностями греха или святости, способностью к самосовершенствованию.
Мирандоле принадлежит и смелая идея о том, что все существующие религии — лишь несовершенное выражение той универсальной религиозной истины, которая еще только рождается в муках. Используя еврейскую теософскую книгу Каббалу как средство аллегорического толкования Библии, Мирандола пытался сам разработать некую философскую религию будущего, однако запутался в собственных выкладках. И его широко задуманное предприятие рушилось, когда папа Иннокентий VIII, хороший приятель Лоренцо Медичи, поручил специальной ученой комиссии ознакомиться с принципами молодого эрудита. Они были найдены еретическими, после чего был запрещен не только диспут, но любое публичное чтение тезисов. В 1493 г. философ прощен за свою идеологическую авантюру папским посланием Александра VI, но так и не смог оправиться от тяжкого поражения на протяжении всей своей недолгой последующей жизни.
Но что представляла собою Платоновская академия? Главной ее задачей было найти рациональное философское обоснование, которое могло бы с равным успехом объяснить (а быть может, и объединить) языческую и христианскую философскую этику. Академия не имела ни регламентов, ни статутов, дабы ни в чем не сковывать «свободную волю» достойных сочленов. Это было сообщество идейных единомышленников и одновременно тесная дружеская компания, ощутившая как жизненную необходимость потребность в постоянном обмене мнениями по вопросам поэзии, философии, искусства, в плодотворном духовном общении.