Санитары подземелий. Deathmatch Quake
Шрифт:
Диверсант резко завилял задом, прилаживая к своему копчику откинутый хвост. В кость упирался какой-то хрящ, пришлось опять все снимать, подрезать и одевать заново. Напялив комбинезон, он снова повертелся, проверяя удобство. Хвост продолжал жить своей собственной жизнью, судорожно извиваясь и подергиваясь, но на этот раз прилегал как надо.
– А как ты рулить-то без хвоста будешь, Угрюмский? – заботливо спросил Крюгер. •
– Ну, я даже не знаю... – ответил не учуявший подвоха боец. – Вообще, конечно, неудобно.
– А давай мы в хвост, прямо в хрящ, шомпол воткнем!
– Я
– Крюгер, не зли его, – сказал Гоблин.
– Так я ж специально! – страстно воскликнул Крюгер. – Сейчас шомпол пристроим, раздраконим Угрюмого, и в пещере он вообще как тигра хвостом себя по бокам хлестать будет! Чисто гордый летун!
– Мои действия? – спросил Угрюмый, застегивая передний шов комбинезона летуна на специальную застежку и аккуратно распихивая по карманам зловещего вида инструменты своего непростого военного ремесла.
– По обстановке, – Гоблин поплевал на ладони, присел на корточки и начал возить ладонями по полу. – Покружи туда-сюда, потом, как бы невзначай, подрули к часовому на башне и эта... тово! – Гоблин подмигнул, встал и принялся натирать физиономию бойца собранной с пола грязью. – Главное – внутрь один не лезь, не справишься. Готовься нас встречать! Как макияж, Кабан?
– Чистый змей! – усмехнулся сержант. – И скин шикарный!
Кабан поднял с пола турбину, Угрюмый повернулся спиной, ловко подсел, просунул руки в лямки и, щелкая пряжками, начал прилаживать широкие ремни подвесной системы.
– Давай, сокол ты наш, – хлопнул бойца по плечу Гоблин.
Угрюмый кивнул, засунул в рот резиновую грушу, надел скрывающую не измазанную нижнюю половину лица маску, напялил очки и запустил турбину. Он пару раз двинул челюстями, двигатель взвыл, и с пола поднялись тучи пыли. Маленький диверсант оторвался от земли, взбрыкнул ногами, пристраивая ремни поудобнее, взял из рук Демона гипербластер, покачался, поднялся к потолку и плавно двинулся в сторону выхода, бубня себе под нос песенку.
В лунном сиянии снег серебрится, Вдоль по дороге троечка мчится...
Щурясь от летящей пыли, друзья молча смотрели ему вслед. Мысли у них у всех были самые нехорошие.
– Так, всем зашухериться! – подал команду Гоблин, и диверсанты как призраки растворились в темноте.
Угрюмый гордо вплыл в пещеру, сразу поднялся к потолку и двинулся вдоль стены, как это обычно делали настоящие летуны. Он держал голову прямо, имитируя безразличие к происходящему внизу, при этом отчаянно скосив вбок глаза. Пол пещеры был необычный, земляной, только кое-где расчерченный узкими, висящими над грунтом концентрическими и радиальными металлическими дорожками, по которым прохаживались часовые. Сверху дорожки были похожи на подставку для кастрюли. В земле ~ мины, даже к бабке не ходи, подумал Угрюмый.
Разгуливающие понизу строгги на него даже не посмотрели, мерно расхаживая по узким дорожкам вокруг башни. Ты смотри, никому до меня дела нету, во как они тут службу несут... Уровень бдительности неуклонно стремится к нулю. Сейчас накажем.
Динь-динь-динь, динь-динь-дииь, колокольчик звенит,
Этот звон, этот звон, много мне
И только тот, который нес службу на башне, смотрел в его сторону не сводя глаз. Чего он таращится, скотина?! Угрюмый медленно плыл вдоль стены. Может, в шмотках что-то не так? А вдруг этот летун был его корешком? Вдруг он что-то опознал? Блин, еще и хвостяра этот идиотский дергается! Черт, надо подобраться поближе...
А часовой смотрел на него, не отрываясь. Блин, да что же это такое?! Нигде нет покоя! Часовой почесал репу, дернул плечом и лениво отвернулся.
Ну, сволочь, держись... Я тебе сейчас покажу, мразюга, как ветерану нервы трепать! Так, стрелять нельзя, нож мне из такого положения тоже не метнуть... Угрюмый повесил гипербластер на шею, сунул руку в карман и извлек оттуда свою любимую удавочку. Взявшись поудобнее за обрезиненные ручки, он пару раз дернул проволоку на растяг, проверяя ее на крепость.
Крыша башни представляла собой круглую площадку диаметром метров двадцати, по периметру окруженную бортиком высотой около метра. В сторону входа в пещеру смотрел спаренный крупнокалиберный пулемет, а рядом торчала стрела лебедки. В самой середине площадки находился открытый железный люк, из которого торчала металлическая лестница. Рядом как обычно, стояла пара ящиков. Прав был Гоблин, – подумал Угрюмым и прибавил ходу.
Строгг, крепкий мужик неопределенного возраста, не оборачиваясь, шагал по периметру площадки вдоль бортика и диверсант плавно зашел ему со спины, стараясь при этом держаться так, чтобы с земли его не было видно. Тот самый часовой, что так пристально разглядывал его две минуты назад, даже не обернулся на шум турбины. И тогда Угрюмый рывком подлетел к нему сзади, набросил на шею стальную петлю и резко развел рук;' в стороны.
Удавка, называвшаяся по имени изобретшего ее хирурга «пила Джигли», была изготовлена из стальной проволоки с напыленной алмазно крошкой и вообще-то предназначалась для ампутации конечностей в условиях полевых госпиталей. На вооружении разведывательно-диверсионных частей она состояла с незапамятных времен и успешно применялась против любого врага, у которого была шея
Помнишь, товарищ, ранней весною,
Здесь мы гуляли вместе с тобою?
Стальная петля бесшумно врезалась в плоть, мгновенно рассекла ее до кости и захлестнулась вокруг позвоночника. Строгг молча выронил попытался схватиться за петлю пальцами. Диверсант потянул сильнее, И голова с тихим хрустом отвалилась от туловища. Кровь забила высоко вверхупругими, отрывистыми толчками Перерезанной шеи хлестало как из пожарного гидранта.
Во, блин, какой сочный пацан попопался! Руки обезглавленного туловища все пытались что-то нащупать и схватить на том месте, где только что была голова. Угрюмый сжал челюсти, отпрянул в сторону и слегонца двинул строггу коленкой под зад. Тело рухнуло на пол, забилось в предсмертных конвульсиях, шкрябая по полу ногтя-ми, судорожно суча ногами, мерзко хрипя, булькая перерезанным горлом и заливая все вокруг оранжевой кро-вью
Динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенел,
Голос твой, голос твой, о любви громко пел...