Санкция на жизнь
Шрифт:
— Любимый… — улыбнулась Вера, заставив его вновь вздрогнуть в растерянности. Стас никак не мог понять, чего хочет добиться женщина, из-за которой он отрекся от всех догм и правил. — Я просто очень не хочу оказаться твоей первой случайностью…
— Я не…
— Подожди. Я расскажу историю, которая случилась со мной в юности. Не перебивай! Однажды я чуть ли не на последние деньги перед зарплатой купила курицу, чтобы на следующий день запечь ее в духовке к какому-то празднику – не помню уже точно… Замариновала ее и убрала в холодильник. Вечером к молодому человеку, с которым мы вместе жили, пришли в гости
— Ну и ну, — хмыкнул Стас. — Я, бывало, напивался, но… чтоб сырую курицу жрать! Это сильно.
— Бесспорно. Только суть истории не совсем комическая.
— Не понимаю…
— Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. К примеру, маринует курицу, чтобы назавтра приготовить праздничное блюдо к столу. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и обгладывает сырые окорочка… Судьба всегда все делает по-своему, понимаешь? Наши ожидания гораздо чаще не сбываются, чем наоборот. Наши мечтания, как правило, сильно разнятся с будущей реальностью.
Возникла пауза. Снизу загромыхал Уиндел, видимо, наконец разобравшийся с устройством судового гальюна.
— Я понял, — кивнул Стас. — Ты боишься, что так и останешься для меня сырой курицей.
— Хм. — Вера снова улыбнулась. — Сравнение, конечно, грубовато, но… что-то в этом роде.
— Знаешь, — Нужный почесал в затылке, — я, конечно, не искушен в моногамных причудах. Но уж точно не позволю какому-нибудь Коле кусать тебя за ляжки.
Вера рассмеялась.
Просто и тепло.
Она встала и обняла его за шею, нечаянно столкнув локтем мятый китель на пол. Уткнулась носом в ухо и громко задышала, роняя горячие слезы прямо за воротник.
— Не позволяй кусать… — прерывисто всхлипнув, шепнула она. — Уж будь добр.
И ощущение выдираемого из сердца зуба моментально улетучилось.
— Тебе надо отдохнуть.
— Да, обязательно посплю. Только курс сейчас подправлю, а то уйдем в пустоту. А доверять автоматике не хочется.
В кокпит вернулся Жаквин, громко бухая по полу ботинками.
— Я справился с этой сволочной системой слива и утилизации, — доложил он. — Все-таки практика чудовищным образом отличается от теории. Жуть!
Харон не терпел медлительности и рассеянности. Здесь нужно было действовать четко, без промедления и при этом просчитывать каждый шаг по мерзлому феррумитово-метановому грунту. В любой момент можно было сорваться в полукилометровую пропасть или угодить под невидимую картечь губительной харонской «метели».
Стас должен был добраться до космодрома, преодолев длинный путь по неширокому уступу между возносящимися ввысь скалами и опасной бездной. Он еще раз безнадежно постучал в железную створку шлюза. Тишина. Задраено наглухо. Обратной дороги нет.
Стас обернулся и посмотрел на извивающуюся по уступу узкоколейку. «Странно, — подумал он, — раньше казалось, что к космодрому нужно идти через ущелье, где по обе стороны утесы. А здесь почему-то с одной стороны – пропасть».
— Пасть-пасть… пасть… — откликнулось эхо.
Стас вздрогнул. Разве может быть эхо от мыслей? Тем более здесь нет атмосферы…
Он зашагал вперед, стараясь держаться подальше от края. Идти было легко – все же сила тяжести на Хароне много меньше земной. Над головой мириадами звезд вспучилось небо – стояла обманчиво тихая ночь. Вечная харонская ночь с яркой искоркой далекого Солнца, наличие которой лишь подчеркивало здешнюю тьму.
Через каждую сотню метров горели фонари, отбрасывая конусы мутного света на стылую землю и рельсы. Это вновь заставило Стаса насторожиться: каким образом может быть виден свет в безвоздушном пространстве? Мысль ударила в мозг и растворилась. Осталась чистая воля и стремление добраться до космодрома, чтобы успеть на последний рейс, отбывающий с опустевшего спутника Плутона.
Под ботинками скафандра противно, остро скрипел грунт, но это не удивляло Стаса – все-таки минус двести двадцать по Цельсию. Вот только как же он слышит сам звук скрипа? Не важно. Главное – успеть до начала «метели».
За поворотом в свете фонаря сидел на рельсе человек. Он не двигался, словно был мертв. Стас осторожно подошел поближе и потрогал его за наплечник скафа – человек медленно завалился на спину.
Стас отпрянул. За разбитым стеклом гермошлема виднелось его собственное лицо.
— Ты же должен быть сгореть при стокновении с астероидом, — сказал Стас. Тон получился виноватым.
— Дом-дом, дом… дом… — услужливо прокатилось эхо, исчезая во мгле пропасти.
Стас аккуратно взял тело под мышки, перетащил его ближе к скале и положил вдоль рельса.
И тут скафандр на его двойнике начал тлеть. Выглядело это пугающе, потому что огня не было: прорезиненная ткань, каркас, внутренние слои, комбез – все стремительно превращалось в прах… И вот уже труп, совсем голый, лежит на острых кусках породы, глядя опустевшими стеклышками глаз в звездную пыль.
Не оглядываясь, Стас побежал дальше. Казалось, что ритмичный рисунок огней космодрома отодвинулся от него, но так не могло быть: по прикидкам, он уже преодолел почти треть пути. А ведь последний рейс не станет ждать!
Стас побежал быстрее, но чем резче и пружинистей он двигался, тем сильнее его прижимало к поверхности Харона. Будто сила тяжести увеличивалась прямо пропорционально его скорости. Уже через пять минут он выдохся, и пришлось опять перейти на шаг. Притяжение сразу ослабло.
За поворотом, в неглубокой долине, вдруг показались припорошенные мельчайшими частичками породы строения взлетно-посадочного комплекса. Это было очень странно: несколько минут назад они казались такими далекими, и вот тебе на!