Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
И тут я увидел пистолет. Он валялся в шаге от меня, и к нему приближался Смит.
– Не трожь! – захрипел я. – Он заколдованный!
Больше как-то ничего в голову не пришло. Когда я был мелкий, меня пугали фразой: «Там электричество!». Про электричество я очень хорошо знал, потому что однажды, забравшись на стол, сунул шпильку в розетку. Когда меня вытащили из-под стола, то объяснили, что в розетке живёт электричество, с которым ни фига шутить не надо. У яиц электричества не было, так что пришлось импровизировать.
– Прощайся с жизнью, урод! – завопил Смит.
Пистолет взлетел в воздух, послушный его невидимой руке. Смит прицелился в меня. Я, разинув рот, смотрел на него, не веря в то, что вижу.
– Может, не надо? – робко спросил я.
– Никто не смеет трогать мои яйца, – заявил Смит.
И выстрелил.
Всё бы хорошо, но этот придурок держал пистолет стволом к себе. Неудивительно, в общем-то – если он впервые увидел огнестрельное оружие. Небось, вообще не догнал, что это и как работает, понял только, что смертоносное.
Смит взорвался красивым яичным фейерверком, опять обдав меня яичными потрохами. Кусочком скорлупы мне царапнуло щеку. Истошно завизжала Яйцерина…
– За Короля-Яйцо! – рявкнул голем.
Эмоций по поводу случившегося у него, кажется, не было. Он психовал только из-за того, что я случайно упал в какого-то идиотского «Короля-Яйцо», а я, блин, даже виноват в этом не был! Виноват неудачно открывшийся портал, который вообще-то открывала Диана, а никак не я. Вот вечно так, Костя – жертва обстоятельств, а на него всех собак вешают. Вернее, все яйца.
Я откатился в останки Смита. Попытался встать, уперся рукой в пол. Ладонь скользнула по желтку, я упал в него лицом. Твою мать… Ладно, для меня это всё – досадные помехи. Фиона, может, даже мысленно ржёт. А вот что будет с психикой Яйцерины – этого я даже представить не мог. Ведь, по сути, я сейчас барахтаюсь в останках её бывшего. Вообразив, как бы выглядела сцена, будь Смит человеком, я и сам чуть не сблеванул, но сдержался.
Там, где я только что лежал, разбилось ещё одно яйцо – голем нанёс удар. Я, наконец, сумел подняться. Сперва на четвереньки, потом – на дрожащие ноги. Поднял биту, нашёл голема взглядом.
Голем стал пониже. Разбив очередное яйцо, он перестраивался, рост его уменьшался, ширина тоже. Дикая гадость. Если раньше у меня всё-таки маячила мысль, что можно просто взять палки и прорваться к порталу, то сейчас я убедился, что это – бред. Здесь голем из двадцати яиц (ну, уже поменьше), а там этих яиц – тысячи. Да нас элементарно в белке с желтком утопят.
Яйцо-голова повернулось ко мне. Голем сделал шаг. А я вдруг понял, что смотрю на одно из яиц грудной клетки монстра. Что-то щёлкнуло у меня в голове, я широко раскрыл глаза:
– Яйцессандра? Яйцессандра… Великолепная? – добавил я, покопавшись в памяти.
– Так меня звали в миру, – отозвалось яйцо тонким одиноким голосом. – Теперь я отрицаю свою яичность.
– Но как же… Как же остальные? – офигев от такого предательства, страшным шёпотом вопросил я.
– И остальные – тоже, – подтвердила мою догадку Яйцессандра. – Мы осознали, что яйцекраты правы. Только их вера – истинная. И яичность – это то, что мешает нам переродиться в прекрасных птиц.
– Сволочи! – заорал я. – Яйцерик вам верил!
И бросился в атаку, замахнувшись битой. Навстречу мне полетело яйцо. Встретить удар я не успел, яйцо врезалось в грудь. Из лёгких вылетел весь воздух, меня отбросило шага на четыре. Повезло – ботинки проскользили по Смитовским потрохам, и я даже не упал.
– Херррррачь! – надрывался ворон, кружась под потолком. – Херррррачь урррррода!
Ободрённый этим напутствием, я опять побежал, разбрасывая ногами останки Смита. Голем швырнул очередное яйцо. Я отмахнулся битой, разбил его, пробежал сквозь яичный фонтан и наконец-таки огрел голема битой. Бита прошла сквозь «тело» наискосок, от «плеча» до «бедра», и вышла наружу.
Голем вскрикнул всеми оставшимися голосами и рассыпался. Верхние яйца разбились об пол, нижние просто раскатились. Я хладнокровно добил их несколькими ударами и замер, тяжело дыша.
Как-то попалась в интернете картинка, где двое детей не то дерутся, не то играют в луже, кругом брызги летят. И какой-то гений фотошопа заменил цвет, превратив воду в кровь. Выглядело эпично. Вот если бы сейчас кто-то сделал то же самое с белком и желтком… Н-да, фильм с такой трэшовой сценой даже в прокат бы не выпустили. Разве что с пометкой 21+.
Послышались шаги. Я обернулся. В зал влетела Диана, следом за ней – Яйцерик. Увидев меня, с битой, покрытого яичными потрохами и стоящего на мёртвых яйцах, Яйцерик ахнул и повалился в обморок. Диана повела себя более хладнокровно.
– Н-да, вижу, ты старался, – сказала она. – Я бы так чисто и аккуратно сработать не смогла, что и говорить.
Я развёл руками – мол, что поделаешь, обстоятельства.
– Яйцекрррраты! – поддержал меня ворон. – Пррррредательство! – и спикировал Диане на плечо. Ко мне, наверное, побрезговал – я же грязный.
Отбросив биту, я подобрал валяющийся неподалёку нож, подошёл к сцене и, запрыгнув на неё, освободил пленниц.
– Костя, ты – настоящий герой! – сверкая глазами, сообщила мне голая Фиона. – Я никогда не видел подобного. Это была грандиозная битва! Мне теперь хочется написать о тебе стихи.
– Давай, потом? – попросил я. – Сейчас лучше прикройся чем-нибудь, ты смущаешь мой разум. Вернее, то, что от него осталось.
А Яйцерина шарахнулась от меня и, издавая горестные вопли, побежала… Сперва я подумал, что к отцу. Но она до него не добралась. Остановилась возле одной из яичных луж.