Санторин
Шрифт:
— Коробку старшина Грант прихватил в каюте Андропулоса. Мы ее пока что не открывали. — С большим трудом Тальбот открыл крышку. — Водонепроницаемая. — Он быстро просмотрел содержимое. — Эти бумаги ни о чем мне не говорят.
Хокинс взял у него коробку, перебрал несколько бумаг и покачал головой.
— Для меня это тоже китайская грамота. А для вас, Денхольм?
Денхольм стал копаться в коробке.
— Все бумаги, естественно, на греческом языке. Представляют, по-моему, списки имен, адресов и телефонных номеров. Только смысла я в них не вижу.
— А мне казалось, что вы понимаете по-гречески.
— Понимать-то
— Черт побери! Шифр! — с чувством воскликнул Хокинс — Информация может оказаться срочной и жизненно необходимой.
— Похоже на то, сэр, — сказал Денхольм, глядя на оборотную сторону некоторых бумаг. — Здесь напечатана «Одиссея» Гомера. Думаю, это неслучайное совпадение. Если бы мы знали, как использовался текст поэмы для шифровки, прочесть бумаги не представляло бы для нас никакого труда. Но ключика к этому у нас нет. Он — в уме у Андропулоса. Анаграммы и кроссворды, сэр, у меня на родине непопулярны. Расшифровывать я не умею.
Хокинс с тоской посмотрел на Тальбота.
— Очевидно, среди вашей разношерстной команды шифровальщиков нет?
— Насколько мне известно, нет, сэр. Тем более речь идет о греческом шифре. Хотя, как мне кажется, найти шифровальщика несложно. У греческого министра обороны и его секретной службы в штате они должны быть. Надо просто послать радиограмму. Какие-нибудь полчаса, и все готово, сэр.
Хокинс посмотрел на свои часы.
— Два часа ночи. Все нормальные шифровальщики в это время дома, в теплой постели.
— Как и все нормальные адмиралы, — заметил Денхольм. — За исключением, конечно, моего друга Уотерспуна, которого наверняка уже час назад вытащили из постели.
— А кто такой этот Уотерспун? — поинтересовался Тальбот.
— Профессор Уотерспун. Мой друг. Тот, у кого есть эгейский люгер. Вы просили меня связаться с ним. Неужели забыли? Он живет на Наксосе, в семи-восьми часах хода отсюда. Он уже в пути, на своей «Ангелине».
— Настоящий гражданский подвиг с его стороны, должен признать. «Ангелина»? Что за странное название!
— Только не вздумайте сказать ему это, сэр. Ангелина — древнее и почитаемое греческое имя, что-то из мифологии, кажется. К тому же так зовут его очаровательную жену.
— Он что, слегка эксцентричен?
— Все зависит от того, что вы понимаете под этим. Лично он считает эксцентричным весь остальной мир.
— Вы сказали, он профессор? И что же он преподает?
— Археологию. Точнее, преподавал. Сейчас он на пенсии.
— На пенсии? О господи! Имеем ли мы право втягивать в наши дела пожилого археолога?
— Он совсем не пожилой. Просто отец оставил ему целое состояние.
— Вы его предупредили о возможных опасностях?
— Да, чуть ли не открытым текстом. Похоже, ему это даже понравилось. Заявил, что не может позорить своих предков, которые участвовали в каких-то знаменитых сражениях или что-то в этом роде.
— То, что подходит удалившемуся на покой археологу, не может не подойти для греческого шифровальщика, — сказал Хокинс — Если я, конечно, правильно следую вашей логике. Так что распорядитесь, капитан.
— Мы сейчас же свяжемся по радио с Афинами. Только еще две веши, сэр. Я предлагаю выпустить Андропулоса с друзьями. Пусть позавтракают.
— Никто не собирается говорить о том, что он криптолог. Представим его как обыкновенного гражданского специалиста по электронике, который приехал устранить некоторые неполадки, возникшие в оборудовании. Это послужит прекрасным объяснением того, почему он почти не выходит из каюты Денхольма — ведь в это время ему придется заниматься расшифровкой документов.
— Ну что ж, премного вам благодарен, — с улыбкой произнес Денхольм и повернулся к Тальботу. — Если капитан позволит, я хотел бы сразу пройти к себе и хорошо выспаться до приезда этого самозванца.
— Прекрасная идея. Вице-адмирал Хокинс, профессор Бенсон и доктор Уикрэм, предлагаю вам последовать его примеру. Обещаю, что вас немедленно разбудят, если произойдет что-то непредвиденное.
— Еще одна прекрасная идея, — произнес Хокинс — И это после нашего ночного бдения, после того, как вы связались с Афинами, а я составил довольно тревожное донесение в Вашингтон, председателю объединенного комитета начальников штабов.
— Тревожное?
— Конечно. Почему только я должен страдать от бессонницы? Я сообщил ему о том, что, по нашим предположениям, на борту самолета находится нелегально вывезенная мина, часовой механизм которой настроен на определенную радиоволну, и что виновник происшествия у нас в руках, но прямых доказательств нет. Я упомянул имя Андропулоса и сообщил, что мне очень любопытно, откуда он мог узнать, когда и в каком направлении полетит указанный самолет? Откуда ему стало известно, что находится на борту самолета? Как такие бомбы были вывезены из США и оказались за границей? Откуда ему стало известно о длине волны, на которой работают взрыватели? Я предложил немедленно сообщить о происшедшем в Белый дом, ЦРУ, ФБР и в разведупразление ВВС и намекнул, что Андропулос мог получить сверхсекретную информацию только от очень высокопоставленного официального лица. Это должно сузить поле поисков. И под конец написал, что предатель, по всей видимости, служит под его командованием в Пентагоне.
— Действительно тревожное сообщение. Можно сказать, прямо в точку. — Тальбот сделал паузу. — Вам не кажется, адмирал Хокинс, что вы ставите под угрозу свою карьеру?
— Только если я не прав.
— Только если мы все не правы.
— При сложившихся обстоятельствах это ерунда. Вы бы сделали то же самое.
— Уже пять часов, сэр.
Тальбот, спавший в своей каюте, расположенной вблизи ходового мостика, открыл глаза и увидел, как над ним склонился Ван Гельдер.