Сантьяго
Шрифт:
– Я искал его всю жизнь! – вырвалось у Каина. – А теперь благодаря вам потерял навсегда.
Молчаливая Энни улыбнулась:
– Он бы одобрил такой ответ.
– Скоро он уже ничего не сможет одобрить.
В молчании они посидели минут пять. Каин мрачно взирал на нее, она стерегла каждое его движение с рвением фанатика.
Внезапно в коридоре послышались шаги, потом – голос Хасинто.
– Ты здесь, Энни?
Молчаливая Энни лишь на мгновение повернула голову, но и его хватило, чтобы Каин перелетел
– Что у вас происходит? – Хасинто барабанил в дверь.
Каин поднял сонар, вытащил батарею, бросил его в комод. Наконец-то рассовал пистолеты и патроны по карманам, не отрывая взгляда от Энни.
Потом подошел к двери, приказал ей открыться. И оказался лицом к лицу с Хасинто, по щекам которого текли слезы.
– Я еду в город, – объявил Каин.
– Я знаю. – Он шагнул к Каину, и тот увидел нож в руке Хасинто.
– Не пытайтесь меня остановить, – предупредил Каин.
– Я и не собирался.
– Тогда пропустите меня.
– Сначала я должен кое-что сделать… – Хасинто приблизился еще на шаг.
Глава 27
Говорят, что он грешник отпетый.
Говорят, он ревнитель света.
Говорят, он силен как зверь.
Но что б ни сказали – не верь!
Черный Орфей не метил в пророки, ему просто повезло. Это четверостишье вышло из-под его пера примерно по той же причине, по какой он написал четверостишье, посвященное Молчаливой Энни: он чувствовал, что в объекте его внимания невооруженным глазом можно увидеть далеко не все.
Он так и не узнал, насколько оказался прав.
Вера Маккензи уже сидела в таверне, когда появились отец Уильям и Бродяга. Проповедник холодно поприветствовал ее, сел за привычный стол и попросил Лунную Дорожку приготовить ему завтрак. Бродяга же подошел к журналистке:
– Доброе утро, любовь моя. Я знал, что мы всенепременно встретимся.
– Не слишком ли рано ты поднялся? – спросила она, выставляя на стол голографическую камеру и проверяя диктофон.
– Что есть жизнь без новых ощущений? – улыбнулся Бродяга. – Я всегда задавался вопросом – а как выглядит мир до полудня?
– Какой мир? – сухо осведомилась она.
– Любой.
– Наверное, так же, как и после.
– Ярче. – Он пару раз мигнул. – А где твой попутчик?
– Придет, – заверила она Бродягу.
– Что ж, не поговорить ли нам о делах, пока его нет?
– Мне с тобой говорить не о чем. – Вера установила диктофон в соответствующее гнездо на камере.
– Но у нас еще есть соглашение, касающееся коллекции.
– Оно действовало только в одном случае: если бы Каин убил Сантьяго. А он, если ты этого еще не слышал, присоединился к Сантьяго.
– Тогда замолви за меня словечко перед Ангелом.
Вера смерила его взглядом:
– Бродяга, о тебе я не могу сказать ни одного доброго слова.
– Сейчас не самое удачное время для колкостей. Ни ты, ни Ангел не знаете, как с выгодой продать коллекцию. А я знаю. Так что я вам нужен.
– Мне на коллекцию наплевать. Я получаю то, за чем приехала.
– Ты так думаешь? – В голосе Бродяги слышалось удивление.
– Ангел хочет получить вознаграждение, я – эксклюзивный материал. Наши интересы не пересекаются.
– Ах, Вера! – Он печально вздохнул. – Ты вот считаешь себя умной. Как бы я хотел, чтобы сие соответствовало действительности.
– О чем ты?
– Неужели ты думаешь, что Ангел отпустит тебя живой?
– Почему нет?
– Потому что Дмитрий Сокол поднял ставку. И готов заплатить сто тысяч кредиток за твою милую головку.
– Ангел позаботился о том, чтобы Сокол оставил меня в покое.
Бродяга покачал головой:
– Ангел позаботился о том, чтобы Сокол более не искал наемных убийц. Это не одно и то же.
– Так почему он не убил меня до сих пор?
– Потому что хотел с твоей помощью выманить сюда Сантьяго. Как только он убьет Сантьяго, ты станешь ненужной… Разве что не убедишь его, что он сможет выручить немало денег, если поручит тебе и мне реализацию коллекции.
– Тебе и мне? – скептически повторила Вера. – С чего такое великодушие?
– Потому что тебя он знает, в то время как моя репутация изгажена мелкими завистниками. – Он наклонился к Вере. – Я дам тебе десять процентов.
– Десять процентов? – Она пренебрежительно рассмеялась. – Твоя щедрость не знает границ.
Бродяга пожал плечами:
– Хорошо… пятнадцать. И твой фильм останется при тебе.
– Никогда.
– Ты делаешь серьезную ошибку.
– Пусть Ангел и страшный человек, я доверяю ему больше, чем тебе.
– Пенять будешь только на себя. Ты все-таки обдумай мои слова. – Он знаком подозвал Лунную Дорожку, которая только что поставила перед отцом Уильямом заваленный едой поднос. – Чашечку кофе, когда представится случай, дорогая моя.
– Сию минуту, сэр.
– Кофе? – заулыбалась Вера.
– Мне говорили, что от него расширяются зрачки. Но я готов рискнуть.
– Кофе еще и бодрит.
– Вот и славненько. – Тут он заметил, что отец Уильям сложил ладони перед собой и наклонил голову. – Такого я за вами не замечал.
– Я молюсь постоянно.
– Только не перед едой, – возразил Бродяга. – Обычно вы набрасываетесь на нее со скоростью света.
– Может, он нервничает, – предположила Вера.
Отец Уильям сурово посмотрел на нее:
– Я молюсь за душу Ангела. Потому что этим утром намереваюсь отправить ее Сатане.