Саня или двойная свадьба
Шрифт:
– - Как ты можешь так говорить, Антонина, я же мать ему, я же его воспитала!
– - Да вы не воспитали его, а сломали его характер, сделали его безвольным и слабым, готовым бездумно слушаться вас во всем.
– - Замолчи, Антонина!
– - Меня попросили сказать, вот я и говорю. Рос маленький мальчик, один со своей матерью, ходил в школу, все давалось ему легко, только надо было во всем слушаться свою маму, тогда у него и карманных денег было вдоволь. Мама много работала, она была парикмахером и зарабатывала много. Он кончил школу и поступил в институт. Алексей был очень способным, но избалованным, он не привык свои дела доводить до конца, все за него решала мама. Мальчик вырос и женился.
– - Грех великий, Антонина, так про покойника говорить.
– - Грех? Чем же я согрешила, что раз в жизни прилюдно правду сказала?
– - Накажет тебя господь за грехи твои, за то, что оговариваешь хорошего человека.
– - Да разве можно меня еще больше наказать? Преступнику суд срок наказания определяет, а у меня жизнь была, что бессрочная каторга. Грех мой в том, что терпела, что блевотину пьяную отстирывала да убирала, что ждала по ночам, вздрагивая от каждого стука в подъезде, что побоялась уйти с маленьким ребенком. Все думала, как же я лишу ее отца, как же выращу ее одна? Свои грехи я давно у бога слезами замолила. Бог меня и так наказал. Двоих детей я потеряла, умерли они, едва родившись, один слабенький был, родился до срока. Да где же ему сильным-то быть, когда отец его толкнул меня, а я упала на живот. Второй родился мертвым, врачи говорили, что из-за водки... Грех мой, что старшенькую свою не уберегла, искалечил ей Алексей жизнь. Ушла из дома... Может еще и выживет...
– - Мама!
– - Прости меня, дочка! И вы, люди добрые, простите. Разговорилась я что-то, мне, как вдове, плакать положено, а слез у меня больше нет, выплакала я давно все свои слезы. Любовь моя с теми слезами вся и вышла до самой последней капельки. Когда видите пьяного -- не жалейте его, жалейте его детей, которые ждут его дома. И есть ли у них деньги на еду и игрушки? Жить сейчас трудно, легко плыть по течению, сваливать на обстоятельства причину своего пьянства, а труднее всего умереть достойно, чтобы не было родственникам стыдно... Жил, мучая других, и умер так, что слова доброго сказать нельзя.
– - Замолчи, Антонина!
– - Я все уж и сказала. Ты, Саша, только меня не жалей, у тебя теперь своя жизнь, только никогда не люби из жалости.
Мама замолчала и села, казалось, силы совершенно ее покинули. За столом воцарилась тишина, а потом все начали потихоньку расходиться. Люди выходили молча, не глядя друг другу в глаза. А перед портретом отца стояла нетронутая рюмка водки.
Максим осторожно тронул меня за руку, помог встать и вывел из-за стола.
– - Пойдем, попрощайся с мамой, и поедем.
Я вышла из комнаты и прошла на кухню; мамы там не было. Я нашла ее в коридоре, она прощалась с сослуживцами отца. Их начальник снял шляпу, наклонил голову и прижался губами к маминой руке.
– - Простите нас, Антонина Владимировна, что были рядом и не уберегли человека. Что будет нужно, обязательно позвоните.
– - Спасибо вам большое, но мне уже ничего не надо. Вы не беспокойтесь.
Мужчины неловко потоптались в коридоре и вышли из квартиры. На кухне за закрытой дверью чуть слышно гремела посудой соседка. Мама подняла на меня потухшие, ничего не выражающие глаза.
– - Мама, я...
– - Ничего, дочка, все в порядке. Спасибо, что приехала.
– - Мама, я помогу.
– - Нет, у тебя должна быть своя жизнь.
– - Поедем со мной.
– - Что ты! Как же я бабушку оставлю? Ей же без меня плохо будет. Болеет она последнее время, нельзя ее одну оставлять. Алеша для нее всем был. Мы теперь вместе жить будем, вспоминать...
– - Мама, я останусь.
– - Нет, у тебя должна быть своя жизнь, здесь ты пропадешь. Ты же не простила его, я же вижу. Ты не сможешь здесь жить.
– - Мама, а навещать тебя я могу?
– - Конечно, девочка моя хорошая. Приезжай, я буду тебя ждать.
Максим помог мне одеться и вывел меня из квартиры.
– - Я же забыла помочь посуду убрать, -- внезапно вспомнив, попыталась я вернуться.
– - Саша, соседки обещали помочь, я узнавал. А тебе прилечь надо, ты с самого утра на ногах. Слишком много волнений...
Я позволила ему усадить меня в машину, застегнуть ремень безопасности. Максим сел за руль и завел мотор. В машине постепенно становилось все теплее, но мои зубы не переставали стучать.
– - Я все время считала, что моя мать, как безропотная овца, молча переносит все издевательства отца. Мне даже казалось, что она уже ничего и не чувствует.
– - Саша, не надо.
– - Я была жестока по отношению к ней. Как я могла, так поступить? Почему бросила ее одну?
– - Саша, твоя мама права: она живет воспоминаниями. Она сильно любила твоего отца.
– - Как можно было любить его?!
– - Можно, она его любила, несмотря ни на что. В их жизни не все было плохое, было много хорошего. Она живет этими воспоминаниями. А тебе нужно жить самой. Не вини себя, твоей вины здесь нет, так получилось. Ты стала взрослой, у тебя теперь своя жизнь.
– - Но я оставила ее одну.
– - Это не так.
– - Она там совсем одна с бабкой.
– - Не делай из нее врага, она тоже несчастная женщина, которая всю жизнь прожила одна и пестовала одного любимого сыночка. Представь, как трудно потерять самое дорогое?
– - Да, она всю жизнь исковеркала маме.
– - И себе тоже, она тоже несчастная женщина. Тебе нужно ее пожалеть.
– - Не могу.
– - Не спеши, подумай об этом завтра. С обидой нужно переспать, завтра многое ты будешь воспринимать по-иному.
– - Неужели они будут жить вместе?
– - Будут. И им будет вдвоем легче пережить горе.
– - Они же всю жизнь жили, как кошка с собакой. Только мама была безответная, слова грубого никогда не скажет. А бабка ненавидела маму.
– - Вот увидишь, им будет легче вдвоем. Им теперь нечего делить, кроме своей беды.
Машина остановилась около дома Людмилы. Мы вышли из машины. Я подняла голову вверх, в окне квартиры горел свет.
– - Идем, я провожу тебя до квартиры, Людмила тебя ждет.