Санычи

Уже минут пять, с небольшими паузами, в квартире № 57 звонил дверной звонок. Звук был дохленький, но даже соседям сверху было понятно – не уйдет, зараза!

По ту сторону двери из ванной комнаты – вместе с легким облаком пара – вышел голый мужчина. Минуту постоял у большого зеркала, картинно напрягая бицепсы и мышцы груди. Потом, поджав живот, пытался рассмотреть кубики на небольшом брюшке. Кубиков не увидел, но не расстроился, просто очков под рукой не было.

– Пельмени… – сам себе сказал мужчина, нежно похлопав по брюшку и запев, косясь на дверь ванной: – Я люблю тебя до сле-е-е-ез…

Продолжая любоваться своим торсом, мужчина отхлестал ладошками по своему розовому лицу и прыснул на себя чем-то причудливо-импортным из изящного пузырька. Потом взлохматил полуседую шевелюру и наконец надел белоснежный махровый халат.

Для удобства восприятия главных лиц и чтобы не запутаться в героях нашего рассказа, предлагаю этого замечательного 65-летнего мужчину назвать – Дед. А он – Александр Александрович Михайлов – все еще работающий пенсионер.

В очередной раз затренькал дверной звонок. Вырвав невидимый волосок из ноздри чуть приплюснутого носа, Дед, улыбнувшись во все зубы зеркалу, мягко ступая пушистыми тапками, пробаритонил на ходу:

– Ну, и кто там?

– Пап, это я, – с облегчением выдохнул мужской голос подъездным эхом.

– Сашка, ты, что ли? – удивленно спросил Дед, не ожидая сегодня никаких родственных визитов.

– Я, пап, я! – немного раздраженно и с искаженной дикцией ответили из-за двери.

Щелкнули замки, тяжелая дверь открылась, и на пороге появился мужчина. Слегка за сорок, почти среднего роста, в приличном костюме и с лысиной, подчеркивающей интеллигентность не в первом поколении. В каждой руке он держал по чемодану, а во рту борсетку, что затрудняло человеческое общение. Лицо у мужчины было бледным и печальным, зато глаза… глаза были красными и сияли нездоровым блеском.

Здесь я тоже хочу сделать небольшую оговорку, в надежде, что очень скоро вы, дорогой читатель, все поймете. Назовем этого мужчину с борсеткой во рту Сан Санычем. Кстати, и он тоже Михайлов Александр Александрович – главврач районной больницы. И, как, надеюсь, вы уже поняли, сын того Сан Саныча. Постарше.

– Ты чего в такую рань? Уезжаешь куда? – пропуская в прихожую сына, спросил Дед.

– Да нет! Похоже, пап, я уже приехал, – не выпуская изо рта борсетки, прошамкал в ответ Сан Саныч, – пусть пока чемоданы у тебя…

С грохотом упали на пол чемоданы, и из открытого рта вывалилась борсетка, глаза Саныча округлились, сглатывая слюну, лицо заострилось и напоминало стрелку компаса, которая двигалась за неуловимым полюсом похоти. Он пораженно смотрел куда-то мимо Деда. Дед невольно обернулся… Из ванны в спальню медленно и плавно «перетекала» абсолютно голая, великолепно сложенная женщина-ангел, на ходу изящно вытираясь полотенцем. Ее белокурые мокрые волосы волнистым каракулем падали на мраморную кожу плеч и спины. У входа в спальню ангел остановился, нисколько не смущаясь, посмотрел в сторону любующихся ею мужчин и игриво подмигнул то ли голубым, то ли карим, то ли серым глазом… Цвет глаз никто не заметил. В глаза мужчины не смотрели.

– Антонина Петровна! – с нежной гордостью выдохнул Дед.

– А??? – возвратился на землю Сан Саныч.

– Антонина Петровна, говорю, иногда убираться ко мне приходит. Ты чего, собственно?

– Па, давай вечером, – засуетился сын, глядя на часы и двигая к стене свои чемоданы. – Работа!

– Так вечером я… – попытался придумать Дед, показывая недвусмысленно на спальню.

– После шести буду, – уже из подъезда крикнул Сан Саныч, торопливо сбегая по ступеням.

Дед в сердцах хлопнул дверью, постоял, раздумывая над ситуацией, пнул чемодан и, глянув еще раз на себя в зеркало, направился в спальню. Перед входом в спальню распахнул халат и, затянув «…я люблю тебя до слез…», толкнул дверь от себя. Эффект был неожиданным. Опять зазвонил дверной звонок. На этот раз звук его казался неприятным, я бы даже сказал, просто отвратительным! Дед натянуто улыбнулся вглубь спальни, запахнул халат, морским узлом завязав пояс, и армейским шагом пошел к двери.

– Забыл чего, Сашка? – открывая дверь, спросил с некоторым раздражением Дед.

– Дед, открывай быстрей, я в универ опаздываю и писать хочу, – ответил молодой голос, тембром напоминая голос самого Деда.

Дверь открылась, и в прихожую, выдавливая Деда из проема двери, ввалился высокий молодой парень лет 20–22. Коротко стриженный, в драных джинсах, линялой футболке и видавших виды кедах. На широком плече, похожий на гигантский батон «Любительской» колбасы из рекламы, лежал большой боксерский мешок, за спиной огромный туристический рюкзак, с притороченной бухтой альпинистской веревки, а подмышкой шевелил колесиками скейт. Но это еще не все! В одной руке он держал горный велосипед, с налипшими на колеса кусками грязи, а в другой за петельку волочился толстый чемодан, на попискивающих колесиках.

– Я ж тебе ключ давал, балда! – пятясь и уступая молодому напору и чужому имуществу, обалдело произнес Дед.

– Да посеял я его! Здорова, старик! Представляешь, таксисты везти не хотели, еле уболтал одного таджика, – жизнерадостным голосом сообщил молодой человек, пытаясь протащить пожитки куда-нибудь вглубь…

Предлагаю в очередной раз отвлечься от основной темы с тем, чтобы договориться, что этого паренька мы с вами, между собой, будем звать Сашка. Не поверите! Но и у этого студента-дипломника в паспорте значилось, что он Александр Александрович Михайлов. Родственники. Внук – Сын – Дед! Догадались? Поехали дальше!

– Не понял! Сегодня что, опять первое апреля? Ты зачем все это припер, Санек? – принципиально не давая сгрузить с плеча боксерский мешок, начал закипать Дед.

Раздался звук включенного пылесоса, и в комнату вошла со шлангом в руке Антонина Петровна, одетая только в бикини, короткий голубенький передничек в оборочках и в туфельках на высоком каблучке. Мило улыбнувшись и приветливо помахав Сашке, она, красиво изогнув спинку, начала пылесосить паркет и, изящно двигая телом, продвигалась вперед… правда, спиной вперед. Или как еще попонятней? Включила заднюю передачу! Внук старательно вытягивал шею и старался заглянуть Деду через плечо, но тот напирал, перекрывая зону обзора махровым полотенцем, упираясь в боксерский мешок и используя разницу в весе.

– Дед, а Дед! Напомни, из-за чего вы с бабушкой расстались? – горячо шепнул Сашка на ухо Деду, восторженно глядя на Антонину Петровну.

– По идейным соображениям! Подрастешь – поймешь… – упирался, скользя тапочками по паркету, Дед.

– Дед! Мне нравятся твои идеи! – сбрасывая боксерский мешок прямо Деду на тапочки, восторженно изрек идейный последователь и наследник.

Дед, ойкнув, развернулся и, расставив как можно шире руки, пошел, прихрамывая, загонять Антонину Петровну обратно в лоно спальни. Та игриво отмахивалась щеткой пылесоса, пропустив шланг между красивых ножек, звонко смеялась и наконец, весело цокая каблучками, нырнула в свою норку. Дед решительно развернулся, но было поздно: все вещички студента уже были разгружены и непреодолимой кучей громоздились посреди прихожей, а из-за двери туалета журчало.