Сапфир. Сердце зверя

Вступление.

Ты меня называла Каем,

За моё ледяное сердце…

Проверяла на вкус — не таю,

Ем пломбир только марки Mercer’s.

Изменяю /вошло в привычку/

С самой рыжей, несносной Гердой,

Слово «вечность» беру в кавычки,

Лгу божественно, достоверно…

Тридцать восемь алмазных граней

Белоснежной моей природы,

Безупречно и точно ранят

Женщин самой

святой породы —

Самых лучших и самых нежных

/это свойство надёжней яда/

Быть влюблённой в пустыне снежной —

Им другого совсем не надо.

Лишь одно не сойдётся в сказке —

/посмотри — за окном светает/

Королева, как прежде, в маске,

Сердце Кая /права/ не тает…

Просто бьётся на сто созвездий,

С каждым взглядом /что снова мимо/

Вот и лжёт он, что с Гердой вместе,

И что лето неотвратимо.

• ---------- ---------- •

– БЕГИ, МИШКА!

Отчаянный крик мужчины сработал ускорителем получше любого смачного пинка, затихая в бешенном стуке моего сердца.

Меня колбасило от увиденного так, что первые два шага я просто запиналась сама об себя, в какую-то секунду снова повалившись на колени и громко всхлипывая, когда ощущала, как Нил снова поднимает меня, говоря что-то грозно и отрывисто, словно приказывал, даже если я ничего не понимала.

Шатаясь и дрожа всем телом, я пыталась встать под градом участившихся выстрелов и криков, уже не понимая, это пытаются поймать меня, или отбиваются от того, кто был страшнее ядерной войны и ужасней хищника, выпущенного из клетки на свободу.

Он и был зверем!

Он и был хищником!

Всем телом я ощущала его, даже если, к счастью, не находилась близко!

Ощущала его эйфорию и страсть!

Жажду крови и ненасытность, с которой он рвал людей на части, не задумываясь над тем, что они были не марионетками, а живыми существами, у которых были семьи и чувства!

Это было его долгожданное блаженство!

Его собственный кровавый рай, в котором он был царь и бог, способный упиваться болью и страданиями, верша судьбы и говоря всему миру, что нет такой силы, которая способна его сломить и покорить!

Уже не важно для чего его выпустили на свободу!

Теперь я понимала только одно – он не вернется в клетку, пока не уничтожит каждого, кто посмел забрать у него годы жизни, проведенные в лаборатории!

Это было сродни оргазму для него – долгожданного, долгого, сладостного, когда уже не было ни сил, ни желания сдерживать себя, погружаясь в собственную безнаказанность так глубоко, как только было возможно…и даже еще глубже, до самого черного предела, где в глухой вязкой темноте взрывались фейерверки его желаний самых низменных и страшных!

И чем громче были

крики умирающих в страшных муках людей, чем отчаяннее были стоны тех, кто пытался спастись от него – тем сильнее он становился, впитывая в себя каждую эмоцию и пожирая ее со вкусом и жадностью.

Это был его пир с самым сладким и желанным блюдом, которое в этот раз было горячим и сочным – местью!

Я не оборачивалась, чтобы увидеть это всё в его жутких глазах.

Я бежала вперед, задыхаясь и захлебываясь тем, что преследовало меня его черной тяжелой поступью, слыша за спиной крик Нила, который становился все тише и тише:

– Не верь ему, Мишка! Не слушай, что он говорит! Ты - его добыча и способ отомстить! Он знает всё, что ты чувствуешь, и будет использовать это против тебя! Отец найдет тебя и спасет, просто продержись эти пару дней!..

Я бежала так, как еще никогда не делала этого в своей жизни, задыхаясь от слез и отчетливого понимания того, что в этой мясорубке стараниями Объекта номер семнадцать не выживет никто. Даже Нил…

Я бежала, не позволяя себе обернуться и на секунду, даже если иногда мне казалось, что выстрелы становятся ближе ко мне, как и разъяренные крики, которые прекращались так же резко, как начинались, отчего мои ладони становились холодными и влажными.

Даже если за мной кто-то пытался бежать, ни один из преследователей не догнал.

…вероятней всего и не выжил.

Падая в рыхлую лесную землю, на камни или ветки, я не чувствовала ни боли, ни ран, ни крови – ничего кроме полыхающих легких, воздух в которых словно горел, прожигая грудную клетку насквозь и отбирая всё больше и больше моих сил.

Но я подскакивала снова, чтобы устремиться вперед, каждую секунду прикасаясь окровавленной ладонью к карману, в котором было мое спасение.

Вернее лишь тонкая и хрупкая надежда на нее, но сейчас мне было достаточно и этого.

Мне казалось, что я бегу целую вечность, выжимая легкие насухо, и с ужасом прислушиваясь к звукам леса, боясь понять, что он идет следом за мной, пока не повалилась в очередной раз мох, распластавшись на нем и чувствуя, что я больше не могу…

Не могу дышать, не могу двигаться, судорожно обхватывая себя обеими руками под грудью, потому что казалось, что с минуты на минуту она просто взорвется, оставляя внутри меня лишь горстку пепла и долгую мучительную смерть без кислорода, которого сейчас не хватало так катастрофически!

В голове роились сотни мыслей одна страшнее другой, когдаискренне хотелось заставить свой мозг поверить в то, что всё происходящее на той поляне было всего лишьплодом моей больной фантазией и не более.

Но мозги были безжалостны и холодны, буквально вырезая в голове картинку за картиной, отчего тошнота тугими ядовитыми кольцами опоясывала живот, как колючая проволока, не давая мне возможности позабыться в небытие.

Господи, как же хотелось стать слабой, и просто упасть в обморок!