Сапфо, или Песни Розового берега
Шрифт:
И Сапфо подумала, что здесь, наверное, и таится самая главная разгадка того, чего все же добивается от нее всемогущая Афродита.
Афродита решила научить свою избранницу любить человека так же восхищенно и просто, как прекрасное явление природы, и уметь любоваться его краткосрочной красотой так же радостно, как розовым облаком на заре, которое на глазах тает или улетает за море.
Кажется, это в полной мере умела только Анактория, даже на своего глупого старичка Трилла смотревшая с добрым умилением, как на рано состарившегося ребенка.
А-нак-то-рия.
Получается,
— Сапфо, ты слишком сильно опустила голову, — напомнила Глотис. — Ты уже устала? Ну, пожалуйста, еще хотя бы совсем немного, у меня только что-то начало получаться. Может быть, ты прочитаешь еще что-нибудь из своих стихотворений, чтобы Музы дали моим рукам немного вдохновения?
Радужно-престольная Афродита, Зевса дочь бессмертная, кознодейка! Сердце не круши мне тоской-кручиной! Сжалься, богиня! [26] —26
Перевод В. Иванова
начала читать Сапфо один из своих любимых гимнов Афродите, с которой все равно сейчас мысленно разговаривала и разгадывала загадки богини, но тут в дверь ворвался на редкость взволнованный Алкей.
— Сапфо, наконец-то я тебя здесь нашел! — вскричал Алкей. — Фаон сбежал!
— Как — сбежал? — тут же вскочила с места Сапфо.
— Я знаю — он просто-напросто украл мальчишку, похитил! Нет, ну каков негодяй! А еще выдавал себя за человека из знатной семьи! Проклятый мальчиколюбец, не имеющий ни стыда, ни совести! Лев! Рыжий подонок! Ржавчина!
— Погоди, Алкей, — перебила его Сапфо. — Скажи спокойно, что случилось? Присядь.
— Да, присядь вот тут, Алкей, у окна, — в свою очередь обрадовалась Глотис. — Здесь мне тебя будет лучше видно. Какой счастливый сегодня день! Кажется, Музы действительно сегодня мне взялись как следует помочь!
— Да что ты мелешь? Какой счастливый? — воскликнул Алкей, недовольно усаживаясь на скамью. — Хорошенькое счастье! Фаон удрал с моряком, с грубым мужланом! Нет, я сразу понял, что Леонид — на самом деле пират, который топит корабли и ворует у всех чужое сокровище. Думаешь, откуда он взял целый мешок янтаря? А я… я снова остался ни с чем…
Но тут Алкей быстро посмотрел на Сапфо и слегка прикусил не в меру разболтавшийся язык.
— …В том смысле, что я только напрасно готовился к «фаониям», которые должны проходить как раз сегодня ночью.
— Но почему ты так уверен, что Фаон сбежал? Я тебя не понимаю, Алкей, — как можно спокойнее спросила Сапфо, стараясь не выдавать своего волнения дрожью в голосе. — Наверное, Фаон просто пошел погулять.
А про себя подумала: «Как? И это — все? Вот так быстро?»
Неужто в ее жизни появилось еще одно «никогда», куда люди безвозвратно исчезают, падают, как в пропасть, оставляя после себя лишь вскрик, голос, глаз, нарисованный на крыле бабочки?
Как смех маленькой Тимады, который отделился от девушки и отдельно от нее поселился в здешних лесах.
Сапфо почувствовала, что от неожиданности у нее подкосились ноги, и присела на прежнее место, где она только что позировала Глотис, не испытывая никаких предчувствий.
— Ты говоришь глупости, Фаон сейчас вернется, и мы проведем «фаонии». Может быть, ты с утра выпил слишком много неразбавленного вина? — недовольно проговорила Сапфо, отвернувшись от Алкея, но тем не менее обращаясь в слух и сплошное ожидание каких-либо возражений.
— Вот-вот, ты сейчас очень правильно села, Сапфо, — возбужденно пробормотала Глотис. — Как у меня на вазе. Вот только бы мне суметь!
— Я знаю, что говорю, Сапфо, — сказал Алкей. — Ведь мы договорились с Фаоном в это время встретиться, чтобы обсудить последние детали «фаоний». Он не мог не прийти просто так, без причины, но тем не менее его нет ни дома, ни даже у Филистины. Я уже заходил к Филистине — в ее комнате тоже никого нет, кроме дурацких кукол. А Леонид, этот пират, который там вечно просиживал, одаривая Филистину то янтарями, то жемчужинами, тоже исчез…
Сапфо горько улыбнулась — она хорошо знала любовь Филистины к куклам, которыми, действительно, была заселена чуть ли не вся ее комната.
Поначалу Филистина делала тряпичных кукол, набитых соломой или пенькой, якобы для своих учениц, но потом выяснилось, что она и сама порой укладывает какую-нибудь из них с собой в постель или принимается с увлечением шить для куколки какое-то нарядное платье.
Что поделаешь — Филистина, наверное, была рождена для счастливого материнства, но почему-то так и не родила собственного ребенка, скорее всего, убоявшись судьбы маленькой Тимады, и теперь ей приходилось играть в куклы.
— Но потом мне все объяснила твоя вездесущая Диодора, — продолжал Алкей. — Служанка своими собственными глазами видела, как Леонид и Фаон, крадучись, вышли из дома и пошли по дороге, ведущей к гавани, причем Леонид был со своими вещами и в дорожной шляпе, а Фаон держал в руках мешок с одеждой. Диодора говорит, что беглецы так торопились и оглядывались по сторонам, что она тут же бросилась в дом проверять шкафы — не утащили ли они что-нибудь с собой из хозяйского добра? И с тех пор — все, больше их никто нигде не видел…
— Но Фаон хотя бы мог с нами попрощаться… — растерянно проговорила Сапфо. — Зачем ему было убегать?
— Наверное, он подумал, что вы все снова начнете его останавливать и тянуть в разные стороны, — беззаботно проговорила Глотис, с прищуром вглядываясь в выразительный профиль Алкея, повернутый в сторону Сапфо. — И тогда — тю-тю его дедушкино богатство! Я замечала, Сапфо, — все мужчины на самом деле очень расчетливые.
— Ты еще слишком молода, чтобы говорить за всех мужчин, — недовольно посмотрел на вазописицу Алкей, который всегда считал ее слишком вздорной и не в меру избалованной подругами. — Впрочем, и за женщин — тоже, потому что ты мало на них похожа, когда зачем-то выбриваешь себе голову, изображая из себя каторжного раба.