Сапиенс как вирус

Гатаулин Сергей

– Ты в порядке?

Потемкин, вымученно улыбаясь, попытался найти Бейрута, но тот сам, довольный собой, протиснулся в его мыслесферу и тут же съязвил:

– Если бы ты не был так сильно занят участием в мыслефоруме и послушал меня, то узнал бы много интересного.

Дмитрий постарался успокоиться.

– Рассказывай, как решились?

– Ты имеешь в виду, людей к программатору подключать?

– Бейрут на несколько секунд бросил свою «клавиатуру». – А что нам оставалось еще делать? Во-первых, я, как и ты, уверен, что больше попыток не будет: нет у нас времени на создание нового программатора. И когда я это понял, пошел к ребятам. Посоветовались и решили: подключать.

Только Ванькин был против, но и его удалось уговорить, – Бейрут на секунду замолчал, посмотрел в сторону сияющего края программатора и продолжил. – Пока там Тромб рулит, но не знаю, надолго ли его хватит, каждый прибывающий тут же пытается освободиться из-под его контроля. Ты же знаешь, как программатор действует на сознание. Стабилизация наступает на очень короткое время, но все же каждый прибывший разум продлевает время жизни программатора.

Дмитрий вспомнил необычайные ощущения вседозволенности и ни с чем ни сравнимой эйфории.

– Семени! – поправил он.

Бейрут молча кивнул, словно уже знал, что находится перед ними.

Дмитрий всмотрелся в светящуюся сферу и только сейчас прочувствовал всю жуть представшей перед ним картины. Громадный прозрачный кокон вращался в вышине, а на его поверхности, словно приклеенные к прозрачному шару куски газеты, висели люди с распростертыми руками. Десятки, сотни, тысячи людей. И от каждой человеческой фигуры внутрь семени уходила пылающая пуповина, растекающаяся затем на множество мерцающих, похожих на кровеносные сосуды нитей. Люди появлялись и исчезали, отдав свой разум для того, чтобы странная конструкция программатора прожила еще какое-то время.

– А как же их вирусы? – вдруг вспомнил Потемкин. – И где добровольцев берете?

– Пока это только друзья… и друзья друзей, которых совсем прижало. За вирусы у нас Емеля отвечает. Он их в Сеть пачками сбрасывает, а ко мне уже очищенных человеков подгоняет.

– А тела куда деваете? – поинтересовался ПервоДим спокойно, словно речь шла о ненужных конфетных фантиках.

Потемкин испуганно дернулся.

– Так нельзя! – завопил он, хватаясь за голову. – Это же люди!

– Они – уже трупы, – проговорил ПервоДим. – Не сегодня, так завтра все они просто исчезнут вместе с этим миром, вместе с миллионами других реальностей.

Бейрут кивнул, соглашаясь:

– Однозначно!

Дмитрий сжал кулаки, продолжая недовольно бормотать, отвернулся. Он не хотел соглашаться с ПервоДимом, но найти аргументов, доказывающих его неправоту, не мог и поэтому злился на себя. Приблизился к кокону, заглядывая внутрь, попробовал отыскать туманность гуорков. Не найдя, задумчиво покачал головой.

– Мне нужно подключиться – ненадолго, – прошептал он и тут же услышал возмущенные крики Бейрута и Жоры.

– Нет! Только не это! Он еще после прошлой игры в бога не восстановился.

– Да вы не бойтесь, я уже привитый от этой заразы, – выдохнул Дмитрий и исчез, тут же появляясь внутри кокона.

Огляделся. Ему вдруг показалось, что среди множества человеческих тел в свете галактик и звездных скоплений он увидел знакомое лицо. Перед глазами мелькнули узкие губы, черные, закрученные кверху усы и кавказский с горбинкой нос. «Ванидзе, Алик» – Дмитрий не раз видел программиста в «Медвежьей берлоге», но сейчас с трудом узнал его. Серая, высушенная, как у трупа, кожа, синяки под глазами. Безжизненная маска дрогнула, Алик выгнулся, и в этот момент светлые нити, пронзающие его голову, померкли. Пылающая пуповина, соединяющая тело с программатором, погасла, отпуская молодого человека. Обмякшее тело с громким хлопком исчезло, освобождая место для следующего «пациента».

Дмитрий, недолго думая, метнулся к образовавшемуся просвету и… закричал, но не от боли – от удивления и восхищения; ощутив прикосновение Вселенной, на мгновенье почувствовал себя атомом водорода, звездой, галактикой и туманностью одновременно. Он был везде и всегда, он сам стал временем и пространством; мог управлять движением звездных систем и лепить материю из гипотетических кварков. Время метнулось вперед, и он услышал торопливый голос Тромба.

– Ты здесь зачем?

– Чтобы понять, – ответил Дмитрий, пытаясь найти бойца, но никого не увидел.

– Что ты хочешь понять?

– Почему семя нестабильно?

– Материя мертва, нужна программа для звезд, – прошелестел в голове затихающий голос Тромба. – Не мешай, уходи!

– Прямо святой дух, – пробормотал Дмитрий, отстраняясь от сияющего великолепия, развернувшегося перед ним Мироздания.

Он вдруг понял, что в этот раз его попытки противостоять силе, затягивающей разум во Вселенский водоворот, могли бы увенчаться успехом: рядом был ПервоДим, и ему, в отличие от Дмитрия, вовсе не хотелось становиться Богом. Вернее, всесилие манило его, но он, точно зная, что за этим последует, сдерживал себя, чтобы не сорваться и не прыгнуть навстречу завораживающему звездовращению.

«Кстати, а что там у нас с туманностью гуорков?» – в очередной раз подумал Дмитрий, и тут же мир вокруг него потускнел, затем взорвался, разваливаясь на куски. Выворачиваясь наизнанку, пространство, словно подслушав мысли человека, разложило его тело на атомы, рассыпало в цепочку, протянувшуюся между реальными галактиками на сотни миллионов световых лет, чтобы собрать воедино неподалеку от безжизненного планетоида.

* * *

Мертвый каменный шар прятался в холодной пустоте. Кучка умирающих плазмоидов да этот безжизненный планетоид – все, что осталось от грозной цивилизации гуорков, Ра-преобразователя, громадной планеты и окружавшей ее газопылевой туманности. Если бы не плазмоиды, освещавшие спекшуюся поверхность многокилометрового булыжника, Дмитрий никогда бы не поверил, что попал в систему планеты Компа, точнее, бывшую систему планеты. Если бы не плазмоиды, он вообще не разыскал бы обожженный осколок в бесконечной темноте космоса. Замечая мелькающие огоньки, он шагнул навстречу свету и оказался среди вопящих от ужаса гуорков.

«Неужели это Ра-преобразователь? – подумал он, рассматривая поверхность идеально круглого небесного тела. – Нет, скорее всего, это и есть братская могила триллионов плазмоидов, молчаливый памятник бесконечного самопожертвования».

Вспоминая рассказ Пугачева о гибели рукотворной звезды, созданной гуорками из космической пыли и собственных тел, он удивился, что после встречи с Демоном вообще что-то осталось.

– Русса! – позвал Дмитрий.

Бросая громкую мысль в окружающее пространство, он заметил, что гуорки на мгновение замерли, как бы присматриваясь к нему, но, не увидев в маленьком человеке никакой угрозы, продолжили хаотический танец вокруг мертвого куска материи.

– Я здесь! – послышалась множественная мысль и из горящего столпотворения выдвинулись несколько десятков плазмоидов.

Пока Дмитрий соображал, какой из плазмоидов окажется Руссой, количество плазменных разумников увеличилось вдвое. Гуорки делились на глазах, и трудно было понять, какой из них еще секунду назад назвался Руссой.

– Тяжелые времена настали, – оправдался, приближаясь, наиболее крупный гуорк.

Остальные, как по команде, отодвинулись и через секунду исчезли, теряясь среди сотен тысяч неотличимых друг от друга сородичей.