Сапожок Пелесоны
Шрифт:
– Господин Дереванш, немедленно успокойтесь, – я стал на четвереньки и потряс его за плечо. – Замолчите, наконец! Чего вы развели истерику?! Все с вами в порядке. Вот, появились волосы, – я потрепал его за свежевыращенные кудряшки. Мои пальцы нащупали две подозрительные шишечки повыше его лба. Сначала я подумал, что это те самые шишки, которые остались от знакомства с вазой и моим посохом еще в Рориде, однако застарелые шишки бугрились по соседству, а новые вели себя странно – из них пробивались какие-то твердые образования.
– Вы же сказали, что это
– Ну да, – подтвердил я. – А что, собственно, с вами случилось. Живы и прекрасно выглядите, – я оглянулся на Рябинину – она молчала, глядя расширившимися зрачками на нового Дереванша.
– Можете подойти к зеркалу, мой очаровательный друг. Теперь виконт вас точно не узнает, – я помог ему подняться с пола, и кенесиец сделал несколько робких шагов к огромному зеркалу возле шифоньера.
Увидев свое отражение, архивариус едва сдержал вскрик, вздрогнул и вытянул вперед руки, будто защищаясь от кошмара, возникшего перед ним.
– Сами видите, теперь вас никак нельзя спутать с прежним плешивым и жалким библиотекарем, – сказал я, останавливаясь рядом. – Теперь вы, точно ночной демон: с первого взгляда внушаете уважение и трепет. Клянусь, у вас очень смелая, впечатляющая внешность.
– О, Вирг Несчастный! Да, очень смелая! И впечатляющая! По сумасшедшему впечатляющая! – прошептал Дереванш, ощупывая свое лицо, покрытое мелкими волосками, трогая темный крючковатый нос и впалые щеки. – Немедленно отмените это, господин Блатомир! Я таким быть не согласен! О-о! Я не хочу быть таким! – тут он увидел свои огромные кривые зубы, случайно мелькнувшие в приоткрытом рту, и у него возник повод произнести еще одно долгое и печальное: – О-о-о!
– Сделанного не воротишь. Поймите же, магия – это не похлебка, вылившаяся на штаны, которую можно просто так стряхнуть или смыть, – спокойно объяснил я. – Если вам уж так не нравится новый облик, то… единственное, что я могу сделать, это наложить какое-нибудь другое заклятие.
– Не надо другое! – теперь кенесиец вытянул руки в мою сторону, будто я стал для него олицетворением кромешного ужаса.
– Жаль, конечно, что так получилось. Но вы особо не расстраивайтесь, господин Дереванш. Это заклятие нестойкое и скоро оно исчезнет без следа, – успокоила его Элсирика, рассматривая мою Книгу.
– И когда «скоро»? – библиотекарь чуть приободрился. – Надеюсь, к утру я смогу появиться на людях в нормальном облике?
– Трудно сказать. Подобные заклятия действуют от нескольких часов, до… нескольких дней, – Рябинина перевернула страничку, что-то отмечая на ее обороте ногтем.
– А некоторые действуют несколько лет, – добавил я. – Но не волнуйтесь – надо верить в лучшее.
Я взял его за рукав и настойчиво отвел от зеркала: среди смоляных кудрей библиотекаря начали пробиваться рожки и еще какое-то образование, похожее на сморщенный огурец розового цвета. Мне не хотелось, чтобы кенесиец видел все это, и я решил увлечь его работой.
– Приступим, уважаемый. Займемся важным делом: освобождением половинки ключа из плена каменой руки! – сказал я с пафосом, который должен был завести Дереванша на трудовые подвиги.
– Как хотите, господин Блатомир, но я не буду ломать кулак герцога, – воспротивился архивариус. – Не могу я. У меня руки после вашей магии трясутся, и все трясется. Случайно ударю себя молотком по пальцам, что тогда будет?
Он обижено сел за стол и уставился на банку шпрот из-под кудрей, обильно свисавших со лба.
– Булатов, – тихо сказала Рябинина, остановившись с Книгой возле меня, – это заклятие не на голову надо было направлять, а чуточку ниже пояса. Вот что теперь с ним будет?
– Нормально все будет, – огрызнулся я, понимая, что извлекать ключ из каменной хватки герцога придется мне самому.
– Я уже вижу как «нормально»! Посмотри, что у него с головой творится!
– Отстань, – сказал я и взялся за молоток.
Бил я по илийскому камню со всей силы. Он хрустел, крошился, но при этом проявлял удивительную стойкость. При каждом моем ударе, Дереванш подпрыгивал, будто я молотил по его собственной конечности, а не по кулаку Сура Пориза.
– Булатов, давай к столу, – позвала Элсирика. – Ну, сколько можно! Кушать сильно хочется.
– Пива мне, – отозвался я, стирая рукавом пот. – Пока ключ не извлеку, ужинать не будем.
Глотнув из горлышка «Клинского», я набросился на неподатливый кулак с новой силой, размахивая во всю ширь и беспощадно опуская молоток. Илийский камень брызгал крошкой, скрипел, пол под ним заметно вздрагивал, и я опасался, как бы не осыпалась штукатурка этажом ниже. Наконец я добился кое-какого успеха – мизинец герцога, треснул и отлетел к шкафу, а оставшуюся часть десницы великого Пориза пронзила трещина. В ту же минуту кто-то грозно постучал в дверь.
Элсирика и Дереванш молча уставились на меня – я, подняв молоток, смотрел на них.
Стук нагло повторился.
– Господин Дереванш, будьте любезны, узнайте, что нужно нахалам, – вежливо попросил я.
Архивариус замотал головой, разбрасывая по плечам черные кудряшки.
– Ну, может быть вы, Элсирика, имеете хоть каплю смелости? – осведомился я.
– Смелости, но не глупости, – Рябинина поджала губы и отвернулась к окну, за которым сверкала серебром половинка Виолы.
– Видите, Дереванш, Элсирика не может открыть. Так что, у вас нет другого выхода, – подытожил я. – Или я зря вам менял внешность?
Кенесиец очень неохотно встал и направился к двери. Я отметил, что рожки его подросли еще на пару сантиметров, а странное розовое образование стало длиннее и толще – что и говорить, выглядел он миленько. Пока архивариус перешагивал через булаву, постучали в третий раз: теперь уже совсем грубо, словно стараясь сломать замок.
– Открывайте, Дереванш, – приободрил я кенесийца, а сам взял посох и стал ближе к стене.
Он открыл.
Из-за шторы я успел увидеть, гильдийца с красным разгневанным лицом и надетой набекрень шляпой.