Сапожок Принцессы
Шрифт:
Что же касается сэра Перси, то все единодушно решили он совершенно не годится для той роли, которую на себя взвалил. В его пользу говорили лишь слепое обожание Маргариты, огромное богатство и высокое положение, занимаемое при английском дворе. В лондонском свете считали, принимая во внимание его весьма ограниченные умственные способности, что он поступил очень мудро, предоставив полное право умной жене распоряжаться своими богатствами.
Сэр Перси, хотя и считался видной фигурой в фешенебельном английском обществе, большую часть своей молодости провел за границей Его отец, сэр Элджернон Блейкни, в жизни был очень несчастлив молодая боготворимая им жена через два года счастливого замужества безнадежно лишилась рассудка вскоре после рождения Перси. Болезнь эта, считавшаяся неизлечимой, доставила всей семье множество страданий. Сэр Элджернон вывез помешанную жену и сына за границу, где Перси и получил образование, воспитываемый имбецильной матерью и совершенно сломленным отцом, пока не получил свой майорат. Смерть родителей, умерших едва ли не одновременно, предоставила ему полную свободу, а кроме того, поскольку сэр Элджернон вел очень скромную и умеренную жизнь, выросшее в десятки раз состояние.
Сэр Перси Блейкни скитался по заграницам достаточно долго, пока не привез наконец домой молодую очаровательную жену. Аристократическим кругам того времени ничто не помешало принять обоих с распростертыми объятиями, поскольку он был очень богат, а жена его полностью соответствовала идеалу женщины того времени. Да и принц Уэльский принял в судьбе четы весьма живое участие, и через полгода Блейкни стали законодателями мод. О костюмах сэра Перси говорили, его глупости передавались из уст в уста, дурацкому смеху подражала золотая молодежь Альмака и Пэлл-Мэлла. Каждый знал, что Перси беспросветно туп, но этим даже восхищались, памятуя о том, что в роду Блейкни умных никогда не было, а мать его и вовсе умерла сумасшедшей.
Таким образом, общество приняло его, ласкало, лелеяло, любило. Лошади его считались лучшими в стране, а нелепости и вина – самыми изысканными. Что же касается его брака с «умнейшей женщиной Европы», дело обстояло и совсем замечательно – все с каждым днем находили в этом все новые и новые преимущества. И вообще, с тех пор как сэр Перси вступил в права собственности, все за него только радовались. Многие состоятельные молодые леди Англии, высокородные и недурной наружности, очень бы хотели помочь ему распорядиться богатствами, хотя и понимающе улыбались на его глупости и добродушные дурачества. Казалось, сэр Перси был вполне всем доволен; он гордился умной женой, лишь немного беспокоясь о том, что она даже никогда и не пыталась скрыть то добродушное презрение к нему, которое ясно читалось в ее глазах. И хотя Маргарита частенько позволяла себе колкие шутки по поводу его внешности, он был все же достаточно туп, чтобы заметить ее насмешливое отношение к себе. Однако если супружеская жизнь сэра Перси никак не влияла на его надежды и собачью преданность, то в обществе, напротив, ничем не интересовались более, чем этой загадкой. В своем прекрасном ричмондском доме он был на вторых ролях, но тем не менее непередаваемо изящен. Он одаривал жену различными драгоценностями, которые она принимала с очаровательной грацией, наслаждаясь гостеприимством его великолепных покоев с той же легкостью, с какой когда-то приветствовала интеллектуалов в Париже.
Сэр Перси был очень красивым мужчиной, правда, его несколько портил ленивый и наводящий скуку взгляд. Он всегда безукоризненно одевался с отличным вкусом английского джентльмена, предпочитая крайне экстравагантные фасоны, которые тут же перенимала вся Европа. И в этот необычный сентябрьский вечер, несмотря на долгое путешествие по побережью, дождь и грязь, пальто сэра Перси великолепно сидело на широких плечах, женственные руки казались мраморно-белыми в обрамлении лучших мекленских кружев, [3] оригинально приталенный сюртук, жилет с широкими отворотами и туго натянутые бриджи со штрипками так замечательно сидели на огромной фигуре, что его можно было принять за самого лучшего представителя британской породы, однако дурацкие словечки, манерные движения и постоянный идиотский смех не только сразу портили впечатление, но и совсем меняли его на обратное.
3
Брабантские кружева.
Сэр Перси ввалился в старомодный зал харчевни, стряхивая морось со своего прекрасного пальто, вставил в томный синий глаз оправленный в золото монокль и оглядел смущенно замолкшую компанию.
– Как дела, Тони? Как дела, Фоулкс? – спросил он, пожимая руки молодым людям. – Ну и ну, ребята, – добавил он, тягуче зевая, – приходилось ли вам когда-нибудь видеть столь скотский денек? Вот чертов климат!
С тихим саркастическим смешком Маргарита оглядела своего мужа, в ее глазах поблескивали игривые искорки.
– О-ля-ля! – протянул сэр Перси после некоторого молчания, не дождавшись никакой реакции на свои слова. – Какой у всех вас глупый вид! Что-то случилось?
– О, нет, ничего, сэр Перси, – ответила Маргарита весело, но достаточно агрессивно. – Ничего, что могло бы вас расстроить, всего лишь оскорбили вашу жену.
И она засмеялась, пытаясь хоть немного смягчить эффект этого сообщения. Против всех ожиданий, ей это вполне удалось – он кротко ответил:
– Ну, дорогая, не надо так говорить. Бо'ра'. И кто же такой крутой решился тебя обидеть?
Едва лорд Тони собрался было что-то ему объяснить, как вперед выступил молодой виконт.
– Месье, – сказал он, изящно поклонился и продолжил свой маленький спич на ломаном английском: – мадам, которая, как я вижу, является ваша жена, оскорблена моей матерью графиней де Турней де Бассерив. Я не собираюсь просить извинения за нее, ибо считаю, что она все сделала правильно. Но я готов предложить вам обычное удовлетворение, принятое между людьми чести.
Молодой человек, вытянув в струну свою худенькую фигуру, смотрел гордо и пылко: все-таки за его плечами было на шесть дворянских поколений больше, чем у сэра Перси, баронета.
– О, Господи, сэр Эндрью, – заразительно засмеялась Маргарита. – Посмотрите-ка на эту великолепную парочку – английский индюк и французский цыпленок!
Она попала в самую точку; английский индюк стоял, глядя совершенно растерянно вниз на угрожающе бегающего вокруг изящного французского цыпленка.
– Ну, сэр, – сказал наконец Перси, вставив монокль и разглядывая молодого француза с нескрываемым удивлением. – Где это вас, кукушкина мать, учили английскому?
– Месье, – ответил виконт, несколько устыдившись нелепости своих боевых выпадов. – Я протестую.
– Это дивно, – невозмутимо продолжал сэр Перси. – Чертовски дивно. Как думаешь, Тони, а? Клянусь, мне на французском так не сказать. А? Что?
– А я клянусь, – добавила Маргарита, – что у сэра Перси такой британский акцент, что его даже нож не возьмет.
– Месье, – упорствовал виконт на еще более ломаном английском, – я вижу, вы меня не поняли, я предложил вам единственно возможное удовлетворение для джентльменов.
– Ну, что за дьявол, – мягко усмехнулся сэр Перси.
– Моя шпага, месье, – не отступал виконт, все еще немного смущаясь, но уже начиная терять терпение.
– Вы спортсмен, лорд Тони, – продолжала веселиться Маргарита. – Ставлю десять против одного на цыпленка.
Сэр Перси, посмотрев сквозь приспущенные веки своим сонным ленивым взглядом, еще раз зевнул, потянулся и отвернулся от виконта.
– Господь с вами, сэр, – промурлыкал он добродушно. – Черт возьми, вот проклятье! Зачем мне ваша шпага, юноша?
Что подумал и почувствовал виконт, униженный до последней степени этим длинноногим англичанином, остается только догадываться… Какие мысли пронеслись в его голове, какие слова, – неизвестно; все это было вложено в одну яростную фразу: