Сарацинский клинок
Шрифт:
Но внутри городских стен все выглядело лучше. Они миновали базары, где выставлялись богатства всего мира. Это был лабиринт, от стены до стены забитый покупателями и продавцами, которые торговались так, словно от этого зависела их жизнь. Над узкими проходами нависали темные крыши, прикрывавшие от солнца, здесь люди жили среди ковров, которые порадовали бы сердце любого принца, среди кувшинов с оливковым маслом, ящиков с приправами, фруктами, свежими и сушеными, среди туш скота, облепленных мухами, среди рулонов шелка, венецианской парчи, тафты, хлопчатобумажных и льняных тканей, среди странных сладковатых запахов опиума.
На
Любопытство овладело Пьетро, и он обратился к одному из своих стражей.
– Милостью Аллаха, мой господин, – сказал он. – Не объяснишь ли ты мне кое-что из множества вещей, про которые, я ничего не знаю. Если я буду служить нашему господину шейху, будет лучше, если я буду знать…
Молодой сотник сурово глянул на Пьетро. Потом его лицо чуть помягчело.
– Действительно Аллах дал тебе сладкоречивый язык, французская собака, – сказал он. – Что бы ты хотел узнать?
– Почему, господин эмир…
– Я не эмир, – резко сказал он, – я только куаид, командир сотни. Абу, вон тот, он халифа. Это значит, что он командует пятьюдесятью воинами. А Расул ариф, у него под началом только десять воинов. Шейх Ахмад, да благословит его Аллах, он эмир, под его командой более десяти тысяч. Ты понял, франк?
– Прекрасно понял, господин куаид. Но есть и другие вещи, про которые я хотел бы знать. Кто эти люди в синем и те, у кого колокольчики на шее? И почему старик едет на ослике задом наперед?
– У тебя есть глаза, франк, – заметил сотник. – Те, у кого колокольчики и кто одет в синие шубас, это люди ученые. Поскольку мы признаем многих их пророков как предшественников Мухаммеда, мы разрешаем им пользоваться свободой, а они за это платят налог с каждого человека, не очень большой. Те, кто в синих шубас, это евреи, которых мы очень уважаем, считая, что они не совсем неверные. Люди с колокольчиками – это назареи, которых мы раньше уважали, считая их пророка одним из наших великих пророков. Но потом они стали лгать и обманывать, пытаясь захватить наши Святые места – как и вы пытались, – поэтому мы возложили на них бремя – колокольчики, чтобы правоверные видели их и презирали, а эта смешная манера ездить верхом напоминает им об их униженном положении среди нас…
Он посмотрел на Пьетро и улыбнулся.
– Возможно, – сказал он, – если ты будешь хорошо служить нашему господину Ахмаду, ты избежишь колокольчиков и необходимости взирать на зад лошади или осла. В его власти наградить тебя такой привилегией.
Они выехали с базара в лабиринт узких кривых улочек. То и дело им навстречу попадались одетые в темные одежды шейхи, окруженные охраной из вооруженных негров в ярко-красных одеяниях, они приветствовали шейха Ахмада, касаясь рукой лба, губ, потом груди. Один раз их кавалькаде пришлось остановиться, когда дорогу им преградила группа чернокожих толстяков-евнухов, сопровождавших паланкины с рабынями-черкешенками, закутанными с головы до ног.
Потом они оказались на площади, где происходила торговля рабами. Шейх Ахмад жестом приказал им остановиться.
Пьетро с удивлением смотрел на рабов. Среди них были русоволосые девушки из России, черноглазые с белой кожей женщины из Испании и Греции, здоровенные мамлюки, неистовые турецкие воины, которых ценили и которых боялись, гигантские негры из южных джунглей, изысканные китаянки с раскосыми глазами…
О Боже, подумал Пьетро, здесь каждый любитель прекрасного найдет себе женщину по вкусу, любой аппетит будет удовлетворен.
Аукционер тут же приметил шейха.
– Истинно, – завопил он, – тебе представляется замечательная возможность, о лев, защитник веры! За многие годы я не мог предложить твоему величественному взору такого прекрасного выбора. Посмотри на них, господин мой! Вот эта, к примеру, видел ли когда-нибудь мой господин руки и ноги такой снежной белизны, волосы как спелая пшеница и глаза синие как море? Подумай, о, великий эмир, могущественный шейх, как эти шелковые руки будут обнимать тебя! Эти ноги, сладкие, чистые и прохладные, предназначенные для ласки, эти груди из жемчуга и снега, увенчанные крошечными розами! Подумай, шейх Ахмад, могучий сын льва, какое наслаждение ожидает тебя! Каких прекрасных сыновей родит тебе она во славу Аллаха и твою!
Но Ахмад покачал головой.
– Ты, Абдулла, сын змеи, – шутливо сказал он, – с твоего языка вечно стекает ложь. У этих северянок сердца такие же снежные, как их руки и ноги. В них нет теплоты. Я скорее остановил бы взгляд на той византийке – Он показал рукой, украшенной драгоценностями.
Абдулла вытолкнул девушку вперед. Темные глаза Пьетро расширились. Дело было не в ее красоте, хотя она была прекрасна. Он видывал и более красивых молодых женщин. Элайн была красивее. Нет, в ней было нечто иное, ускользающее. Потом он увидел ее глаза. Они были серовато-карими, почти желтыми, и у него возникло ощущение, будто такие глаза он видел в прошлом. Он напряг свою память, но не мог припомнить ни одной живой души, у которой были бы такие глаза.
Никого. Потом он понял почему. Такие глаза были не у человека, а у его сокола Цезаря, да и у многих других соколов, которыми он владел. Они были такими… такими свирепыми. В них совершенно отсутствовал страх. Не было покорности. Другие тоже заметили это.
– О Аллах, – прошептал молодой сотник. – У нее глаза, как у моего самого благородного сокола Хориса, который способен увидеть маленькую птичку далеко внизу под ним и обрушиться на нее, как копье Аллаха!
– Она действительно очень хороша, – пробормотал шейх Ахмад. – Как ее зовут?
– Зенобия, – пробормотал Абдулла. Пьетро видел, что он не хочет продавать ее.
Руки у девушки были связаны. Из всех рабынь она одна была связана.
Абдулла облизал свои сухие губы.
– Мой господин эмир, – произнес он, – ты раньше был моим хозяином и часто бывал добр ко мне по благородству своего сердца, которым наградил тебя Аллах. Я прошу тебя передумать. У меня много других молодых женщин, а эта, мой господин, не для тебя…
Пьетро видел, как вспыхнули темные глаза шейха. Абдулла не мог придумать лучшего способа разжечь его аппетит.