Сарматы. Победы наших предков
Шрифт:
Когда до предводителя аорсов оставалось не более трех шагов, он остановился, отстегнул от пояса меч, снял с головы царский венец, передал их следовавшему за ним Ахиллесу. Купец на вытянутых руках преподнес их вождю аорсов. Евнон кивнул Горду. Горд с достоинством принял атрибуты царской власти. Митридат приложил правую руку к груди и, глядя в лицо Евнона, произнес:
— Приветствую тебя, Евнон, славный воин и справедливый правитель. Добровольно предстал я пред тобою. Знаю, ни на море, ни на суше не будет мне покоя и пощады от римлян и брата моего Котиса, потому отдаюсь в твои руки. Поступи по своему усмотрению с потомком великого Ахемена.
Склонив
Евнон, впечатленный словами, достоинством и благородством боспорца, подошел к Митридату. Подняв его с колен, положил ладони на его плечи, изрек:
— Ты был достойным противником. Сарматы уважают смелость. Живи у меня не как пленник — как брат.
— Я потерял одного брата, но боги подарили мне другого. — Голос Митридата дрогнул, великодушие Евнона тронуло его до глубины души.
Они обнялись. Теперь всем стало ясно — война закончена.
Война окончилась, но не всем понравилось такое ее завершение. Митридат был жив, а значит, существовала угроза Котису и Риму. Новый правитель Боспора не замедлил сообщить об этом римскому императору. Клавдий отправил в Пантикапей посольство с письмом к Евнону, откуда его через Танаис доставили в стан аорсов.
Письмо огорчило и озадачило Евнона. Неужели война? Он не мог нарушить слова и выдать Митридата. Это значило войну, и не только с Римом, но и с Котисом, и, скорее всего, с Зорсином. Война в Армении, с северными племенами, с аланами, сираками и Митридатом и без того унесла много жизней, еще одна могла ослабить, а то и вовсе погубить аорсов. Но выдать Митридата значило обесчестить себя. Умабий, переводивший ему письмо, привезенное посланниками Клавдия, промолвил:
— Отец, я был в Риме и знаю нравы его правителей. В Вечном городе Митридата ждут позор и смерть.
Евнон обратился к сыну:
— Позови Горда, Даргана… и Ахиллеса. Надо подумать, что ответить Клавдию. Старейшин соберем позже. Посланники будут ждать ответа до завтрашнего утра…
Умабий вышел. Вскоре в шатре один за другим появились все приглашенные. Последним явился Ахиллес. Он был не один. С ним в шатер вошел Митридат. Бывший повелитель Боспора узнал о содержании письма от купца. Поприветствовав Евнона, он произнес:
— Евнон, названый мой брат, имею ли я право за твою доброту доставлять тебе беспокойство?! Могу ли я навлекать гнев Рима на твой народ?! Отдай меня Клавдию и будь покоен, пока жив, я буду поминать тебя только добрыми словами!
— Сядь и успокойся, брат. Подобные дела в спешке не решаются. Будем думать. — Евнон указал на место по левую руку от себя.
Все расселись на подушечках, кошомных подстилках и покрытых шкурами седлах, образовав круг.
— Может, ты и прав, затевать войну с Римом и Котисом не следует. К ним не замедлят присоединиться сираки, чтобы отомстить за Успу и разоренные кочевья. Нам же рассчитывать на помощь не приходится. На верхних аорсов наседают аланы, а роксоланы и сами не прочь вернуть утерянные земли. Но при надобности мы можем ответить оружием. Ныне же давайте решать, как ответить словами.
— Царь, позволь сказать мне, — подал голос Ахиллес.
— Говори, купец. По твоему совету Митридат явился ко мне, тебе прежде
— Надо написать Клавдию письмо, в котором согласиться отправить Митридата в Рим, но только заручившись словом императора о сохранении жизни.
— Пиши…
«Начало дружбе между римскими императорами и царями великих народов кладется схожестью занимаемого ими высокого положения; но нас связывает и совместно одержанная победа. Исход войны только тогда бывает истинно славным, когда она завершается великодушием к побежденным. Вы ничего не отняли у поверженного Зорсина. Что касается Митридата, заслужившего более суровое обхождение, то я, Евнон, прошу не о сохранении за ним власти и царства, но только о том, чтобы его не заставили следовать за колесницею триумфатора и чтобы он не поплатился своей головой».
Клавдий отложил свиток, с негодованием произнес:
— Дерзкие варвары! Они хотят оставить меня без триумфа!
Обхватив рукой подбородок, задумался. Он не желал лишать себя удовольствия поглумиться над боспорским царьком, проведя его в цепях по Риму, и наказать его за дерзость, казнив строптивца принародно. Но его вынуждали не делать этого, и он должен дать слово императора. В противном случае Рим ждала война с «опоясанными мечами» сарматскими племенами на их диких землях, а это могло плохо закончиться для римского войска. Клавдий, сам написавший множество книг по истории, знал, чем закончился поход в скифские степи для персидского царя Дария.
Клавдий подозвал к себе Нарцисса:
— Подготовьте письмо к Евнону — скептуху аорсов. Напишите, что я согласен сохранить Митридату жизнь. Пошлите за ним прокуратора Понта, Юния Цилона.
Весной Евнон лично проводил Митридата до Танаиса, воздавая ему царские почести, а на прощанье обнял, как брата и друга. Услышал Митридат добрые напутственные слова от Горда и Умабия. Ахиллес же припав к груди царя, разрыдался, словно дитя. Прокуратор Юний Цилон подал знак, к Митридату подошли легионеры во главе с центурионом. Его лицо показалось Умабию знакомым — Авл Кассий?! Да, это он. Тот самый Кассий, что носил серебряную личину Минотавра и грабил ночами граждан Рима. Клавдий простил маленькие шалости отпрыску могущественного и знатного патрицианского рода, обойдя римские законы. Немалую роль в милостивом отношении императора к преступнику сыграли родственники и имевший влияние на Клавдия вольноотпущенник Паллас. Об истинном владельце серебряной маски умолчали, заменив его гладиатором. Авла Кассия помиловали и отправили рядовым воином в один из восточных легионов под опеку родственника — наместника Сирии Гая Кассия Лонгина. Под крылом родственника Авл Кассий быстро дорос до центуриона и вот теперь возглавлял стражников Митридата. Авл попытался схватить Митридата за локоть, но царь оттолкнул центуриона, развернулся и с гордо поднятой головой подошел к Юнию Цилону:
— Я готов следовать за тобой, прокуратор…
Митридата, под бдительным присмотром бывшего преступника, благополучно доставят в Вечный город. Он и здесь не склонит головы. В разговоре с Клавдием Митридат скажет: «Я не отослан к тебе, а прибыл по своей воле. Если ты считаешь, что это неправда, отпусти меня, а потом ищи». Чтобы унизить строптивца, Клавдий прикажет выставить его напоказ у ростральных трибун, но гордый царственный облик пленника не вызовет злорадного восторга у жителей Вечного города.