Сарнес
Шрифт:
— Ты же говоришь по-уйгурски?
Ма слегка опешила. Потом рассмеялась и ответила на том же языке:
— Лучше тебя, по-видимому.
Уйгурский имел отдаленное сходство с монгольским, отчего Чжу вспомнился генерал-евнух Оюан и его глуховатый чужеземный акцент, с которым он изъяснялся по-ханьски. Она всегда находила этот акцент довольно неприятным. Но слушать, как по-уйгурски говорит Ма, можно было дни напролет: чистая радость — найти новую черту в ком-то, кого уже так хорошо знаешь.
— Много лет на нем не разговаривала.
Ее отец предал Юань и присоединился к восстанию «Красных повязок» в Аньфэне, чтобы тоже быть преданным своими мятежными соотечественниками и погибнуть от меча генерала Оюана. Чжу больно резанула мысль о той жизни, которой Ма жила до их встречи. Обо всем, что ей пришлось пережить. Чжу не могла найти в себе особых сожалений о смерти ее отца, или даже обоих Го: Го-старшего и его сына, Малыша Го, неудачливого жениха Ма.
— Никто из них не понимал твоих дарований, — сказала она.
И осознала, что хватила через край — лицо Ма на миг исказилось болью. Да, она все еще их оплакивает. Не из-за родственных уз и не потому, что они были к ней добры, а просто по-человечески.
Сострадательность Ма являлась для Чжу загадкой даже теперь, спустя год семейной жизни. Иногда, когда они были близки, ей казалось, что понять возможно, возможно и почувствовать, словно понимание передается ей напрямую, через биение жалостливого сердца Ма. Но стоило им расстаться, все улетучивалось словно сон.
Чжу сменила тему. Большую часть своей жизни она убегала от прошлого, и неприятно назойливые чувства, такие как горе и ностальгия, по сей день вызывали в ней смутное желание спастись бегством.
— Можешь подыскать мне примерно дюжину сэму, которые говорят по-уйгурски? — спросила она. — Женщин тоже, если найдутся. И заодно… парочку верблюдов.
К ее удовольствию, эта просьба отвлекла Ма от горьких мыслей. Она обожгла Чжу недоверчивым взглядом.
— Ну кто откажется от верблюда-другого? Я уверена, умение с ними обращаться у тебя в крови, — весело сказала Чжу. — Еще мне понадобится шелк, столько свертков, сколько добудешь.
— Может, у тебя в крови умение обращаться с черепахами, ты же вылупилась из яйца! — воскликнула Ма. — Хорошо: сэму, верблюды, шелк. А также солнце, луна и сорочий мост через Небесную Реку в придачу. Когда ты едешь?
— Как можно скорее. Путь неблизкий. Надо будет сказать Сюй Да, чтобы начинал готовиться к походу. Но ты немножко ошиблась. — Стайка дворцовых
Ма озадаченно нахмурилась.
— Разве я глупее этих Го, чтобы просмотреть одаренную женщину в собственном доме? — У Чжу мурашки по коже побежали от собственной дерзости. — Мы все сделаем вместе.
В памяти всплыло прекрасное, холодное, как нефрит, лицо, и все ее чувства разом откликнулись: вот подобный мне человек — ни мужчина, ни женщина. Обрубок руки отозвался фантомной болью.
— Чжу Юаньчжан, — сказала Ма вполголоса, чтобы случайные уши не подслушали, как непочтительно она обращается к Сияющему Королю. — Что ты задумала?
Чжу улыбнулась ей.
— Мне нужна еще одна армия в придачу к той, что есть. И мы направляемся за ней в Бяньлян.
После долгого молчания Ма сказала:
— Тот генерал-евнух…
— Не беспокойся.
— Не беспокоиться?!
— Я не суну голову тигру в пасть. Некоторые прошлые уроки пошли мне на пользу, хочешь верь, хочешь не верь. — Чжу рассмеялась. — Это мирная вылазка. Однако нам нужно действовать быстро. Поставь себя на его место: всю жизнь ждать своего часа, притворяясь, будто верен тем, кто убил твоих родных. Но вот обидчики мертвы, и наконец появилась возможность отомстить человеку, который в ответе за все твои страдания: Великому Хану. Тебе бы не терпелось действовать, верно? Генерал Оюан еще не покинул Бяньлян лишь потому, что Великий Хан проводит лето в Шанду, а в Даду не вернется до середины осени. Он выступит в тот же миг, как услышит, что Великий Хан вернулся. Нам нужно успеть в Бяньлян раньше.
Ма произнесла с глубоким подозрением:
— Мирная вылазка… Вы собираетесь предложить ему то же, что Мадам Чжан предложила вам?
— Не совсем. Но будет нескучно, обещаю.
Не успела Ма ответить, как раздался грохот, и облако пыли поднялось в небо там, где миг назад возвышалось старое здание.
— Спаси нас Будда, так стало еще хуже, чем было! — воскликнула Ма, когда кирпичи градом посыпались на площадь, где уже высились каркасы нескольких новых построек. — А точно нельзя было оставить все как раньше?
Воздух был полон кирпичной и желтой пыли, и знакомого, густого, точно рассол, запаха пороха. На мгновение сквозь пыльную пелену Чжу явилось видение грядущего Интяня: сверкающий град, чья кричащая, безвкусная, наглая новизна разом отменяет все былое.
Ее печать на обновленном мире.
Чжу пьянила скорость: она словно бежала изо всех сил туда, к степному горизонту.
— Поверь, Инцзы. Все будет замечательно.
2
Бяньлян