Сарти
Шрифт:
– Милый, где мои тени для век? – спросила меня Лиззи. Я указал молча на рюкзак с надписью «Люфт», и Лиззи принялась в нем рыться как барсук в норе.
Тем временем происходило следующее.
От лагеря тумпстаунских пограничников прогулочной походкой отделился капитан Дакстер в сопровождении сержанта Скотта и пятерых десантников. В руке Дакстера была открытая банка с пивом. В лошадиных зубах дымилась сигарета «Лаки страйк». Сержант Скотт также был с пивом, только сигарета дымилась у него за ухом. Десантники следовали за ними, с отсутствующим видом ковыряя штатными ароматизированными зубочистками
Когда эта процессия оказалась напротив костра (мясо уже изжарилось, и хранители вражеских рубежей его с аппетитом пожирали), Дакстер остановился и поглядел на поглощающих мясо. Те, не прерывая своего занятия, мельком глянули на него. Обе группы разделяло метров пятнадцать-двадцать.
– Послушайте-ка, сержант, – громогласно обратился капитан Дакстер к сержанту Скотту, отхлебывавшему пиво из банки. – Чем это тут так противно воняет?
Сержант перестал пить пиво и во всеуслышание принюхался. Потом сморщил толстый нос и отвечал:
– Действительно, сэр, несет так, будто жидко оправился табун лошадей. У лошадей очень вонючая моча, сэр, – пояснил он.
Поглощение мяса у костра прекратилось.
– А это кто? – спросил тем временем капитан, указывая направление сигаретой. – Кто это вон там, рядом с грудой ржавого металлолома?
– Где, сэр? – спросил сержант, вглядываясь в солдат противника словно в пустое место.
– Да вот же, неужели вы не видите? – Сержант бросил в сторону Сарти сигарету, но она не долетела метров семи и упала на песок. Сидевшие у костра воинственно вскочили, гремя «стэнами» и роняя магазины и прочее свое молодецкое вооружение.
– Но я там никого не вижу! – продолжал сержант, корча презрительные рожи и размахивая открытой банкой. – Там, сэр, только груда хлама.
Эта реплика вызвала в рядах вражеских пограничников неподдельное возмущение: они побросали обглоданные кости, вытерли руки о ватные безрукавки и двинулись с решительными лицами к границе.
– Смотрите-ка, сэр, кто-то идет! – сказал сержант, указывая на них пальцем.
– Я же говорил, что там кто-то есть, – ответил капитан. – Кто же это?
– Эй, вы, там! – подал голос выступавший впереди необъятного вида джентльмен в ватнике без рукавов, под которым на груди крылась кираса и по ней брякала внушительная золотая цепь. Джентльмен обладал рыжей шевелюрой, спутанной и давно не мытой, что было хорошо видно, поскольку свой горшок с рогами он привесил у пояса. – Эй, вы, там! – повторил он зычно. – Вы кого имеете в виду?
Капитан удивленно посмотрел на сержанта.
– Вы слышали?
– Да, сэр. Но не понял ни слова, – отвечал тот.
– Это говорю вам я, потомственный дворянин, лейтенант королевской стражи Коитус, слышите вы, ослиные задницы?! – грозно прорычал рыжий господин. – Какого черта вам тут надо, и не пошли бы вы в жопу? – горделиво предложил он.
– У меня создалось такое впечатление, что кто-то что-то сказал, – неуверенно произнес капитан.
– Ну да, и я слышал, сэр. Вот этот, – указал сержант.
– Какой?
– Да вон тот!
– Справа, что ли?
– Да нет, вот, я же показываю вам!
– Не понимаю!
– Ну так глядите. – Воспользовавшись тем, что горшконосцы приблизились почти вплотную, и от тумпстаунской территории (и от сержанта с капитаном) их отделяла только полутораметровая полоса ничейной земли, сержант швырнул рыжему лейтенанту Коитусу банкой в морду, и тот отшатнулся, обливаясь пивом.
– Ах ты!.. – проревел потомственный дворянин, вырывая из ножен громаднейших размеров палаш. Перехватив его над головой обеими руками, Коитус со всей силищей, с хаканьем обрушил палаш на голову сержанта Скотта, и только приобретенное во время службы под началом капитана Дакстера проворство спасло того от немедленного разрубления на две части.
Сержант в ответ нанес удар тяжеленным кованым ботинком прямо по лицу потомственного дворянина Коитуса и заорал:
– Господин капитан, теперь вы понимаете, откуда пахнет лошадиной мочой? Мочой пахнет от этого господина!
Повергнутый Коитус упал на траву, а собратья его со злобным ревом ринулись на капитана с сержантом, намереваясь их истребить.
– Сэр, они нарушают государственную границу! – взревел Скотт, поражая нападающих кулаками. – Сэр!.. – И он засвистел пронзительно и злобно.
Тут же из-за домиков молча побежали десантники, на ходу выкидывая недокуренные сигареты. Толпа мужей в горшках бежала и от танков. Около границы обе группы сцепились. С нашей стороны руководил побоищем сержант Скотт, со стороны Сарти – потомственный дворянин Коитус, нос которого теперь напоминал зрелый баклажан.
– Ну-с, через десять минут можно будет ехать, – заметил вернувшийся к нам капитан Дакстер.
– А почему они не стреляют? – поинтересовался я.
– Ну вот еще… Зачем? Мои люди получили приказ стрелять только в том случае, если будет стрелять противник. И этот ихний Коитус отдал, надо думать, аналогичное распоряжение. Ведь может война случиться, и мы их победим. А так – только маленько потузим…
9
Машина летела вперед, трясясь и подпрыгивая.
Граница осталась далеко позади. В самый разгар кулачной схватки, когда (как и предсказывал капитан Дакстер) наши десантники пинками и без единого выстрела, загнали врагов за их танки и, окружив со всех сторон, принялись тузить и показывать кузькину мать, наш автобус незамеченной серенькой мышкой пересек границу в некотором отдалении от побоища и на повышенной скорости устремился в глубь вражеской территории. На границе остался капитан Дакстер, деловито заравнивающий служебными грабельками нейтральную полосу, невинность которой была нарушена нашими шинами. Так мы проникли в стан врага, и теперь Маэда вел машину прямо по ухабам и непаханой целине туда, где, по его представлениям, находился замечательный город Сарти.
– Послушай-ка, любимая, что ты обо всем этом думаешь? – спросил я Лиззи, старательно подводившую веки.
– Я, милый, в твоем присутствии предпочитаю не думать. Это твоя функция, – заявила Лиззи, облизывая губы и глядясь в зеркальце. Я отобрал у нее помаду.
– Я серьезно!
Лиззи посмотрела на меня из-под челки.
– Если серьезно, то сообщение из Клокарда наводит на мысль о том, что агент, работавший там, перестал существовать. Это следует из того, что он не поздравил меня с днем рождения, а мы знакомы уже восемь лет. – Лиззи снова уставилась в зеркальце.